ВИКТОР КРИВУЛИН

немногорадостный праздник зато многолюдный
пороха слаще на площади передсалютной
темный пирог мирового огня
и александровская четверня

детство мое освещали надзвездные гроздья
зимний дворец озаряла и потусторонняя гостья —
астра или хризантема росла и росла
гасла — и все выгорело дотла

помню ли я толкотню и во тьме абсолютной
свое возвращение к вечности сиюминутной
пересеченье потоков тоску по минувшему дню
и александровскую четверню?

помню ли я разбеганье свистящих подростков
хаос какой-то из шапок обрывков набросков
цепи курсантов морских
помню ли я? — или полубеспамятный скиф

вместо меня это видел и вместе со мною забыл
черные руки отняв от чугунных перил

Что лицам лица говорили?
меня обставшие портреты
столицы глаз, периферии

камчаточных ушей — земля родная!
на доску нескончаемого лета
трехъярусными веерами

наклеенные лики офицеров —
симметрия и позвоночный столб —
страна родная! реки и долины

быки разрушенных мостов
поддерживают нас как бы в полете —
военной косточки, армейской сердцевины

трехтактное лицо при добром повороте
открыто словно проходная
без турникетов и барьеров

веревка и пила, аэродром и верфь
строительный разгром — но где? в конце или в начале
великой нации?

империя сама себя развалит
сама себе и царь и червь
ей нечего бояться

заизвесткованный скелет Четвертого Ивана —
он больше остова галеры боевой
на стапеле где облачко меж ребер

где хлюпанье и хрип трофейного баяна
где обыватель пораженный с головой
ушел в историю и обмер

ее махину созерцая
под небом вечно-голубым

страшно ли что старшие ушли
что с детьми уже не интересно
стоя на пороге на краю земли
перекрикиваться вечером воскресным?

временный расцвел зеленый дачный стиль
душные цветы качнулись и уснули
и журнальная к земле припала пыль
теплая как босиком в июле

по залысинам проселка... но куда?
к речке или к станции? — не все ли
мне равно: десятые года
или сотый километр во чистом поле —

только бы далеко только бы как мед
медленно густея в обстающих
сумерках

плыли полотняные фуражки
беспогонные гуляли кителя
и меня пугали набережной Пряжки
где кончается нормальная земля

там гниют почтовые фургоны
вогнанные в почву до плечей
и над речкой закопченной
одурелый свищет, угорелый соловей

там — рассказывают — белые халаты
вырываются из розовых окон
и над самой кромкою заката
кружатся крича, со стаями ворон

смешиваясь... А когда стемнеет
опускаются на землю столбенеют
и стоят безумье затая
провожая белыми глазами
тихими пугая голосами

подгулявшего какого почтаря...

воздвиженье хвои, беспомощную мощь
из глубины черно-еловой
спинным хребтом прочувствуешь проймешь
пунктир ствола и вертикаль чужого слова
и старчество его и вдумчивой коры
наружный мозг в извилинах и в морщи...
здесь доживали выйдя из игры
свой век мыслители — а нынче, перемерши,
располагаются удобнее дождя
вольготней тьмы вечнозеленой
угрюмым шумом в комнату входя
просачиваясь пятою колонной
в сознание — и глубже и темней
ничем не защищаемых ветвей

Судили у них, а сидели у нас —
и разные вышли герои:
у них адвокат по-шекспировски тряс
Евангелием над головою.

У нас подсудимый просил карандаш,
а когда не давали — царапал
известку ногтями (ну, как передашь
иначе — по камере и по этапам?):

Он жив еще, уничтожаемый, наш...
По слухам, расстрелян. Казался распятым
но видел сегодня: Его в коридоре

вели под конвоем. Меня оттеснили к стене
успел различить над Его головою
движение круглое, ставшее Светом во мне.

О русский разъезд
где камень-сухарь
с хрустом разъест
народ-голодарь

он крошки в карман
а рот на замок
срывает стоп-кран
кондуктор-совок

и локомотив
встает на дыбы
притормозив
у съезжей избы

Господне Лето! ни шмелев ни шестов
такую не застали благостынь:
аресты в мае в райскую теплынь
в июле в пору дачного блаженства
конвейерный допрос, поток слепящей тьмы!
здесь папоротник цвел над протоколом
и торф горел подкожный и такого
гримасничанья девы-Костромы
не ведал даже ремизов со сворой
своей прелестной нечисти...
                           но вот
переломился август и народ
на освященье под крыло собора
антоновские яблоки несет —
и запредельна виза Прокурора
поверх постановления ОСО