В начале апреля 1824 г. Пушкин писал Вяземскому: «Читая твои критические сочинения и письма, я и сам собрался с мыслями и думаю на днях написать кое-что о нашей бедной словесности, о влиянии Ломоносова, Карамзина, Дмитриева и Жуковского. Авось и тисну...» (см. т. 9). Набросок Пушкина непосредственно связан с «Взглядом на русскую словесность в течение 1823 г.» А. А. Бестужева («Полярная звезда на
520
1824 г.»). Отмечая «страсть к галлицизмам», охватившую «все состояния» после Отечественной войны, Бестужев заключал: «Следствием этого было совершенное охлаждение лучшей части общества к родному языку и поэтам, начинавшим возникать в это время, и, наконец, совершенное оцепенение словесности в прошедшем году <...>. О прочих причинах, замедливших ход словесности, мы скажем в свое время». На мысли Бестужева Пушкин откликнулся в третьей главе «Евгения Онегина» (рукописная редакция XXXI строфы).
<Сокровищем родного слова
(Заметят важные умы)
Для лепетации чужого
Безумно пренебрегли мы
Мы любим Муз чужих игрушки
Чужих наречий погремушки
А не читаем книг своих.
Но где ж они? давайте их.
Конечно: северные звуки
Ласкают мой привычный слух,
Их любит мой славянский дух
Их Музыкой сердечны муки
Усыплены.... но дорожит
Одними звуками Пиит.
(Пушкин. Полное собрание сочинений: В 16 т. [М. — Л.], 1937. Т. 6. С. 583) — И.П.>
Стр. 257. ...в стране моей родной... книги ни одной. — Цитата из сатирического «Послания к кн. С. Н. Долгорукову, российскому министру в Голландии» Д. П. Горчакова.
Воспроизводится по изданию: А. С. Пушкин. Собрание сочинений в 10 томах. М.: ГИХЛ, 1959—1962. Том 6. Критика и публицистика.
О причинах, замедливших ход нашей словесности (стр. 257). Несколько строк из этого чернового наброска Пушкин использовал в статье «О предисловии г-на Лемонте к переводу басен И. А. Крылова» (см. стр. 14).
В начале апреля 1824 г. Пушкин писал Вяземскому: «Читая твои критические сочинения и письма, я и сам собрался с мыслями и думаю на днях написать кое-что о нашей бедной словесности, о влиянии Ломоносова, Карамзина, Дмитриева и Жуковского. Авось и тисну...» (см. т. 9). Набросок Пушкина непосредственно связан с «Взглядом на русскую словесность в течение 1823 г.» А. А. Бестужева («Полярная звезда на
1824 г.»). Отмечая «страсть к галлицизмам», охватившую «все состояния» после Отечественной войны, Бестужев заключал: «Следствием этого было совершенное охлаждение лучшей части общества к родному языку и поэтам, начинавшим возникать в это время, и, наконец, совершенное оцепенение словесности в прошедшем году <...>. О прочих причинах, замедливших ход словесности, мы скажем в свое время». На мысли Бестужева Пушкин откликнулся в третьей главе «Евгения Онегина» (рукописная редакция XXXI строфы).
(Заметят важные умы)
Для лепетации чужого
Безумно пренебрегли мы
Мы любим Муз чужих игрушки
Чужих наречий погремушки
А не читаем книг своих.
Но где ж они? давайте их.
Конечно: северные звуки
Ласкают мой привычный слух,
Их любит мой славянский дух
Их Музыкой сердечны муки
Усыплены.... но дорожит
Одними звуками Пиит.
(Пушкин. Полное собрание сочинений: В 16 т. [М. — Л.], 1937. Т. 6. С. 583) — И.П.>
Об этом же Пушкин писал Вяземскому 13 июля 1825 г. (см. т. 9) и в повести «Рославлев» (см. т. 5).
Стр. 257. ...в стране моей родной... книги ни одной. — Цитата из сатирического «Послания к кн. С. Н. Долгорукову, российскому министру в Голландии» Д. П. Горчакова.