Письма одиннадцатое и двенадцатое
(Стр. 396—410)
Впервые, с нумерацией «VII» — ОЗ, 1882, № 3 (вып. в свет 18 марта), стр. 251—280. Начато не ранее 26 января — закончено в феврале1.
1 Письмо к Н. А. Белоголовому от 25 января 1882 г.
Сохранилась черновая рукопись, без начала (№ 202). В конце ее (л. 5 об.) записи карандашом, рукою Салтыкова: «Не понимают благородных идей. Безграмотность (письмо). Говорят, что я повторяюсь. — [Нельзя] (Надо кол на голове тесать). Что такое человек? Прежде говорили, что человек смертен. Ныне прибавляют: и сверх того подлежит искоренению».
Варианты рукописного текста
Стр. 411, строка 17. Вместо: «или даже у Кокорева» — в рукописи:
или у Мальтуса.
Стр. 414, строка 41. После: «...все-таки надо... да-с!» — в рукописи:
Однажды, впрочем, и Расплюев рискнул свое слово вставить; предложив вопрос:
— А как же насчет врачевания? Ежели теперича все огнем попалить» да мечом порубить — стало быть...
На это Ноздрев совершенно ясно и вразумительно ответил:
— Вот именно это самое я и хотел сказать.
[После чего все недоразумения моментально исчезли, публика начала подниматься из-за стола, чтоб рассеяться по другим комнатам. Здесь Ноздрев все-таки не переставал быть центром и все говорил, все говорил.
— Прежде всего необходимо опознаться, потом сосчитаться, а наконец, и ударить разом со всех сторон: с фронта, и с тыла, и с обоих флангов.
Или:
— Невод необходимо заводить так, чтобы сразу уловить все подлежащее уловлению. Если же мы будем вытаскивать по одному пискарю на улов, то даже через тысячелетие хорошей ухи мы не соберем.
Однажды в видах большей убедительности он даже попытался иллюстрировать свои сентенции анекдотом:
— В последнюю войну, — начал он, — будучи в Систове в качестве чиновника по интендантской части...
Но сейчас же спохватился и махнул рукой, точно отгоняя дьявольское наваждение, присовокупил:
— Только те, которые истинно любят свое отечество, могут понимать, сколь сладко может волновать это чувство патриотические сердца.
Одним словом, Ноздрев торжествовал на всех пунктах; но Грызунову показалось, что раут его как будто начинает заминаться и что некоторые из гостей даже избегают кабинета, в котором Ноздрев расположил свою главную квартиру. Под влиянием этой мысли он выдвинулся вперед]1.
Стр. 415, строки 25—27. Вместо: «Прежде всего <...> тучность, царь-пушкой» — в рукописи:
Прежде всего, была призвана к содействию «Дама из Амстердама», причем оказалось, что она совсем не голландка, а наша соотечественница, девица Анна Ивановна Астраханская, прозванная «Дамой из Амстердама», потому что в песне поется: «Ехал принц Оранский через реку По,//бабе Астраханской отпустил бомо».
Стр. 415, строка 32. После: «...обращаясь к Ноздреву» — в рукописи:
1 В квадратные скобки взят зачеркнутый текст. — Ред.
Это обращение к Ноздреву было очень ловко со стороны Грызунова, потому что Ноздрев в противном случае мог обидеться. Он составлял great attraction этого вечера и собственно с этою целью был приглашен. Следовательно, всякое вмешательство побочного «развлечения» могло только доказывать, что главная приманка не удовлетворила своему назначению. Грызунов очень тонко понял эту штуку, и Ноздрев, с своей стороны, тоже отнесся к его приглашению очень благосклонно.
Подвергнув в предыдущих «письмах» сатирической критике реакцию в различных формах ее политического и бытового выражения («народная политика», «призыв к содействию», земство, суд, семья и т. д.), Салтыков переходит к обличению «реакционного поветрия» в сфере идеологии. Главная тема «мартовскою письма» — вторжение «улицы» в литературу (собственно, в газету) и буржуазного расчета и приспособленчества в науку. «Улица» — важное понятие-образ в поэтике и «социологии» Салтыкова. Впервые это иносказание появилось в его сочинениях конца 60-х годов (статья «Уличная философия»). Оно обозначало общественное мнение «толпы», ближайшим образом полуинтеллигентной, городской, не освещенное светом сознательности и передового идеала. Объективно возникновение и развитие «улицы» — своего рода «массовой культуры» того времени — было одним из явлений, сопутствовавших пореформенному процессу вовлечения страны в орбиту интенсивного буржуазно-промышленного развития. Пролетаризация многомиллионных крестьянских масс, рост городов, стремительное развитие капиталистической индустрии быстро и масштабно расширяли социальную базу грамотности и полуобразованности среди городского, особенно столичного, населения.
В конкретных исторических условиях начала 80-х годов политическая реакция и ее идеологи — с одной стороны, укреплявшаяся отечественная буржуазия и ее печать — с другой стороны, стремились использовать «улицу» в своих интересах, и не безуспешно. Именно «улица» — полуинтеллигентный, шовинистически настроенный обыватель — создала в 70—80-е годы огромный успех суворинскому «Новому времени», вызвала к жизни бульварные газеты «Свет», «Минута» и др., а в художественной литературе поддерживала не Салтыкова и не Толстого или Достоевского, а быстро канувших в Лету Авсеенок, Маркевичей, Дьяковых-Незлобиных. Однако в понимании Салтыкова «улица» являлась конкретным носителем реакции в качестве ее страдательной, а не активно-сознательной и направляющей силы (как, например, дворянско-помещичья среда). Поэтому-то Салтыков, жестко обличая «улицу», не произносит, однако, над этой враждебной ему силон («в том виде, как мы ее знаем») окончательного приговора. Он не только не отказывает «людям толпы», «людям улицы» в будущем, но, стремясь предугадать линию дальнейшего движения, предвидит для «улицы» «новый и уже высший фазис развития», который выведет ее из-под власти «Ноздревых» — все той же реакции и превратит ее в положительную и созидательную силу. В этой смелой постановке вопроса о будущем
«улицы», чьи «идеалы» только что сближались с охранительным кодексом «управы благочиния», ярко сказывается характернейшая черта мировоззрения Салтыкова — демократа и просветителя, — его постоянная борьба за пробуждение масс к сознательной жизни, за их идейное воспитание, с целью вырвать эту социальную силу из плена темноты и страдательного служения реакции и заставить ее работать в направлении прогрессивных общественных идеалов.
Стр. 396. «Помои» — издание ежедневное. — Наименованием «Помои» Салтыков заклеймил как газеты реакционного лагеря, злобно и клеветнически выступавшие против освободительного движения и его деятелей, так и буржуазную печать, отмеченную чертами беспринципности, продажности, торгашества. В конце 1879 г. Салтыков писал П. В. Анненкову: «Я — литератор до мозга костей, литератор преданный и беззаветный — и, представьте себе, я дожил до «Московских ведомостей», «Нового времени», дожил до того, что даже за «Голос» берешься как за манну небесную. Думается: как эту ту же самую азбуку употреблять, какую употребляют «Московские ведомости», как теми же словами говорить? Ведь все это, и азбука и словарь, — все поганое, провонялое, в нужнике рожденное. И вот, все-таки теми же буквами пишешь, какими пишет и Цитович, теми же словами выражаешься, какими выражаются Суворин, Маркевич, Катков!» (письмо к П. В. Анненкову от 10 декабря 1879 г.). Страстным презрением, звучащим в этой диатрибе, напоено и сатирическое выступление против «помойной» прессы в «мартовском письме». Ближайшим прототипом для ноздревских «Помой» послужило суворинское «Новое время». В статье 1912 г. «Карьера» Ленин писал: «Новое время» Суворина на много десятилетий закрепило за собой <...> прозвище «Чего изволите?»1. Эта газета стала в России образцом продажных газет. «Нововременство» явилось выражением, однозначащим с понятиями: отступничество, ренегатство, подхалимство. «Новое время» Суворина — образец бойкой торговли «на вынос и распивочно». Здесь торгуют всем, начиная от политических убеждений и кончая порнографическими объявлениями» (В. И. Ленин, Полное собрание сочинений, т. 22, стр. 44). Указание, что Ноздрев «осуществил свое намерение» о выпуске «новой газеты», в которой «все новости самые свежие будут получаться <...> из первых рук, немедленно и из самых достоверных источников», следует сопоставить с такими словами Салтыкова из письма его к Белоголовому, относящемуся как раз ко дням начала работы над 11-м «письмом»: «А псы Краевский и Суворин процветают. Последний получил разрешение издавать еще газету — в Москве. Вероятно, это будет вроде перепечатки «Нового времени», но суть в том, что телеграммы будут получаться в Москве и за Москвой раньше. На этой струне играли «Московские ведомости»,
1 Прозвище это также создано Салтыковым. См. «В среде умеренности и аккуратности» («Господа Молчалины»), гл. I, «Круглый год», гл. I, и др. — Ред.
и в этом смысле Суворин, вероятно, нанесет им удар. И то хорошо, что хотя одна гадина съест другую» (письмо к Н. А. Белоголовому от 25 января 1882 г.).
...Главный воротило в газете — публицист Искариот. — Намек на Иуду Искариота революционного движения Дьякова-Незлобина, проделавшего путь от участия в нечаевском кружке 70-х годов и эмиграции к ренегатству. Еще находясь за границей, Дьяков напечатал в 1875—1876 гг. в катковском «Русск. вест.» ряд грязных пасквилей на деятелей революционной эмиграции (вышли в 1881 г. сборниками «Рассказы» и «Кружковщина»), был затем корреспондентом «Моск. вед.» в Сербии, в 1880 г. вернулся в Россию и стал соредактором и основным сотрудником в казенно-полицейской газете «Берег», издававшейся в 1880—1881 гг. одним из публицистов крайней реакции П. Цитовичем (см. о нем в комментарии к «За рубежом») на средства департамента полиции. Принято думать, что именно «Берег» и изображен в «Помоях», а его редактор-издатель Цитович — дан сатирически в образе «Ноздрева». Такое представление неправильно. Этот казеннокоштный орган «истинно русской мысли» с самого начала своего короткого существования дискредитировал себя решительно во всех прослойках читательской аудитории, не сумев даже оказать услуг государственному аппарату самодержавия и был закрыт в 1881 г. за ненадобностью; он не имел, строго говоря, никакого влияния и «прославился» лишь непристойно-грубой, хулиганской «словесностью» по адресу либерально-радикальной журналистики. Салтыковская сатира била по более могущественным и активным силам реакционной и буржуазной печати — все тем же «Моск. вед.», «Новому времени» и др. «Берег» же затронут в ней лишь мимоходом, как совпадавший по основному тону с названными органами и вообще с «уличной» литературой.
Стр. 397. «Ах, почто за меч воинственный // Я свой посох отдала?» — Из «Орлеанской девы» Шиллера в переводе Жуковского (4-е действ.). Выбор текста связан, возможно, с темой о «кровопийственных дамочках». См. ниже прим. к стр. 491.
«Урожденная Сильвупле» — «Урожденная Пожалуйста» (франц. s’il vous plaît).
Стр. 398. Статья подписана: «Бывший начальник штаба войск эфиопского принца Амонасро из «Аиды». — Намек на националистическую публицистику неоднократно упоминавшегося уже генерала Фадеева, который одно время командовал армией египетского хедива в Африке.
Искариот... разбирает по суставчикам газету «Пригорюнившись сидела». — Под этим псевдонимом подразумевается печать либерального лагеря: «Голос» (Краевского), «Порядок» (Стасюлевича) и др. Газеты этого направления отрицательно относились к революционному движению 70—80-х годов, что не спасало их, однако, от самых резких обвинений в политической неблагонадежности, в «проповеди анархии» и т. п. как со стороны реакционной прессы, так и со стороны цензуры (обе названные газеты после многократных цензурных кар были прекращены властями).
«Воззри в лесах на бегемота... — Из «Оды, выбранной из Иова...» Ломоносова.
Стр. 400. По всякому вопросу непременно писать передовую статью... — Намек на знаменитые передовицы «Моск. вед.», писавшиеся Катковым в течение почти двух десятков лет ежедневно по самым разным вопросам внутренней и внешней политики (отдельно изданные эти «передовые» заняли 25 объемистых томов большого формата).
...Прямо от своего имени объявляет войны, заключает союзы и дарует мир. — Намек на того же Каткова, точнее, на то исключительное влияние, которое он приобрел как вдохновитель и трубадур реакции, на внутреннюю и внешнюю политику Александра III.
Стр. 403. ...два-три исключения... — К таким «исключениям» Салтыков бесспорно относил Л. Толстого, Тургенева, Гл. Успенского, а также, несомненно, самого себя.
«Последние тучи рассеянной бури». — Неточно из стихотворения Пушкина «Туча».
Стр. 405. Ego υos! — Неточно (нужно Quos ego!) из «Энеиды» Вергилия; грозный окрик Нептуна разбушевавшимся стихиям.
Стр. 407. ...слогом литератора-публициста Евгения Маркова. — Выпад против критических статей этого писателя (ранее близкого к демократическому лагерю, потом отошедшего от него), в которых он выступал апологетом теории самодовлеющего искусства. В статье «Когда же наступит мир в литературе?» («Голос», 15 декабря 1881 г.) Марков, резко выступая против Некрасова и созданной им «поэзии злободневности», противопоставляет ей «безмятежную музу Пушкина» и спрашивает: «не пора ли нашей литературе отдохнуть от опустошающих споров «минуты» под сенью гения Пушкина?» Эти слова в легкой перефразировке и с очевидным намеком также на юбилейные пушкинские статьи Каткова в «Московских ведомостях» 1881 г. прямо используются Салтыковым несколько выше, там, где он пишет: «Ведь это только шутки шутят современные Ноздревы, приглашая литературу отдохнуть под сению памятника Пушкина».
Стр. 409. Я признаю, что в современной русской литературе на первом плане должна стоять газета и что в этой газете должна господствовать публицистика подсиживания, сыска и клеветы. — Газетное дело в России, после отмены крепостного права, быстро оказалось (за исключением официальной казенной печати) в подчинении стремительно развивавшегося капитализма. Уже первым русским буржуазным газетам «Голосу», «С.-Петербургским ведомостям», «Новому времени» и др. были присущи черты их европейских собратий — торгашество, оппортунизм, беспринципность. Попытки литераторов революционно-демократического лагеря, в частности, Некрасова, создать газету своего направления пресекались цензурой. Сказанным объясняется отрицательные суждения Салтыкова о современной ему газете и «газетности» в литературе. Подробнее см. в статье: С. Maкашин, Щедрин о положении и задачах литературы. — «Лит. наследство», т. 11—12, М. 1933, стр. 327 и след.
Стр. 410. Грызунов — мой школьный товарищ и по призванию- экономист. —
В образе Грызунова дана острая сатирическая зарисовка одной из характерных фигур в галерее новой буржуазированной интеллигенции пореформенной России. Натурой при создании образа «Грызунова» Салтыкову послужила отчасти фигура известного экономиста и публициста либерального лагеря В. П. Безобразова. Он был своего рода ученым экспертом по экономическим вопросам при царском правительстве, равно как и при российской буржуазии. В течение десятков лет Безобразов являлся непременным участником всех официальных и официозных совещаний по вопросам финансовому, банковскому, кредитному и т. п., организатором всякого рода «экономических экспедиций» и «статистических обследований», или «раутов», с участием виднейших представителей делового мира (современник» иронически называли эти собрания «экономическим парламентом»), неутомимым публичным лектором, профессором (впоследствии и академиком) по кафедре финансового права и политической экономии и одновременно «по высочайшему желанию» преподавателем этих предметов для великих князей. Деятельность Безобразова не раз давала Салтыкову красочный материал для сатирической разработки темы самоудовлетворенной «благонадежности», а также приспособленчества науки к самодержавной власти и к денежному мешку (см. памфлет 1869 г. «Человек, который смеется», а также образы Велентьева и Полосатова в «Господах ташкентцах» и «Недоконченных беседах»). Безобразов был младшим лицейским товарищем Салтыкова (о чем говорится и в комментируемом тексте). Недолгое время, сразу по возвращении из вятской ссылки, Салтыков жил в Петербурге в одном доме с Безобразовым и был с ним дружески связан.
...дано прозвище восьмого мудреца... — Семью мудрецами называют полулегендарных мудрецов Древней Греции, живших в VII и VI вв. до н. э. Они излагали свои мысли в кратких образных изречениях (гномах).
Стр. 411. ...пожалуйте, Иван Александрыч, министерством управлять! — Парафраза из «Ревизора» Гоголя.
Стр. 412. ..fugaces labuntur anni... — Усеченная цитата из Горация («Оды», 11, 14, 1—2): «Eheu! fugaces, Postume, Postume, labuntur anni» («Увы! мимолетно, Постумий, Постумий, проносятся годы». — Перев. А. Фета).
...«тушинцы» — самозванцы (от «Тушинского царька» — прозвище второго самозванца в эпоху Смутного времени).
Стр. 416. ...Мижуеву (племянник Ноздрева)... — У Гоголя — не племянник, а зять Мижуева.
...Под вечер осени ненастной... — Неточно из «Романса» Пушкина.
Стр. 417. ...это было смятение чисто библиографического свойства. — Страницы, посвященные издевательствам над «библиографами» или, как точнее определили бы мы сейчас, — над текстологами, являют собою один из блестящих образцов салтыковской сатиры на «ученую» схоластику, заменяющую подлинное изучение материала механической регистрацией мелочей, бездумным фактографированием. Реальный комментарий раскрывает эпизод с «библиографами» как сатирическое выступление Салтыкова в разгоревшемся
в 1880—1881 гг. газетно-журнальной полемике вокруг выходившего тогда нового издания сочинений Пушкина под редакцией П. А. Ефремова. (См. существенную для реальной расшифровки салтыковского текста статью П. Анненкова «Новое издание сочинений Пушкина»; вошла в сборник: «П. В. Анненков и его друзья», СПб. 1892, стр. 424—447.)
...приносим нашу искреннейшую благодарность покойному библиографу Геннади. — Известный библиограф и библиофил, Г. Н. Геннади, упоминается здесь как неудачливый редактор собрания сочинений Пушкина (1869—1871 гг.). Это издание принесло ему скандальную славу, выраженную С. А. Соболевским в эпиграмме: «О, жертва бедная двух адовых исчадий: // Тебя убил Дантес и издает Геннади».
Стр. 418. Мартын Иванович Задека. — Имя этого полулегендарного составителя популярнейшего в начале XIX столетия сочинения, содержавшего толкователь снов и гадательную книгу, используется для сатирической персонификации деятельности пресловутой «подкомиссии сведущих людей по устройству питейного дела», созванной гр. Игнатьевым (см. выше, прим. к стр. 305).
Стр. 419. «Коль славен...» — Первые слова православного гимна «Коль славен наш господь в Сионе...».
Стр. 420. «....командированный чин» — секретный агент политической полиции.
Стр. 422. Аттанде-с — подождите (франц. attendez), карточный термин, входит в эпиграф гл. VI «Пиковой дамы» Пушкина.