ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
(Стр. 280)

Впервые в кн.: «Недоконченные беседы» («Между делом»). Сочинение М. Е. Салтыкова (Щедрина). СПб., 1885, стр. 200—206 (вып. в свет после J8 октября 1884 г.).

В письме к Белоголовому от 23 июня 1884 года Салтыков сообщал: «Готовил для майской книжки статью, и нельзя ее даже утилизировать». По предположению Н. В. Яковлева, здесь имелась в виду десятая глава «Недоконченных бесед» (Изд. 19331941, т. 20, стр. 63, 424).

Черновая рукопись отличается от печатного текста незначительными стилистическими расхождениями и следующим продолжением:

 

Но возвращаюсь к прерванному рассказу. Итак, я встретил прошедший праздник одиноко; ни сам визитов не делал, ни к себе визитеров не ждал. Сидел перед пасхальным столом и оживлял торговлю. На третий день, однако ж, одиночество мое было нарушено самым приятным образом: меня посетил старинный мой приятель Глумов.

Давненько-таки мы с ним не видались, хотя ни я, ни он не выезжали из Петербурга. Такая уж особенность нынешнего времени: люди исстари ведут дружбу и хлебосольство — и вдруг, словно под каким-то наитием взглянут друг на друга, мысленно молвят: — Эге! — и разом обрежут. В последний раз я виделся с Глумовым месяца три тому назад. Он зашел ко мне, и мы, по обыкновению, дружески беседовали. Тем не менее он как будто был озабочен. Ходил по комнате, напевал и вдруг, в то время когда я только начал излагать какой-то пошехонский анекдот, он совсем неожиданно прервал меня словами:

—Однако согласись, голубчик, что так нельзя!..

—Что такое нельзя?

—Нельзя все одну сторону медали показывать! Нельзя! Не такое нынче время!

Затем еще немного походил, восклицая: нельзя так! нельзя! — сыскал шапку и, сказав: мне, брат, по делу бежать надо! — словно в воду канул.

Впрочем я не оформализовался этою выходкой. Я знал, что Глумов любит на досуге «сцены из народного быта» рассказывать, и подумал, что он вспомнил какого-нибудь бесшабашного советника и изобразил его передо мной в лицах. Однако, дня через четыре, иду я по улице, вижу — Глумов навстречу плывет. Задумался, меня не замечает.

—Здравствуй! Замышляешь что-нибудь, — пошутил я ему в упор.

—Гм... да... здравствуй, брат, здравствуй... нет, я... я вот к сапожнику... извини! — пробормотал он как-то растерянно, словно сейчас проснулся.

И, не входя в дальнейшие разъяснения, юркнул в дверь сапожного магазина.

 

Заключительный очерк «Недоконченных бесед» — единственный в их составе, не прошедший сначала через страницы «Отеч. записок», запрещенных на апрельском номере 1884 года. Среди всего написанного Салтыковым, пожалуй, именно этот очерк с наибольшей непосредственностью выразил чувства писателя и редактора «Отеч. записок», вызванные крушением журнала. Проникнутый «своеобразным лиризмом» (Н. К. Михайловский) и горечью, очерк передает именно то состояние Салтыкова,

376

которое в письме Н. А. Белоголовому определено так: «Как на полфразе застала меня катастрофа, так и остановилось» (23 июня 1884 г.).

«Одиночество» и «заброшенность», «охватившие» Салтыкова, о чем прямо сказано в очерке, были результатом глубокой гражданской, политической деморализации русского общества в период реакции 80-х годов: «Прежде, бывало, живот у меня заболит — с разных сторон телеграммы шлют: живите на радость нам! а нынче вон, с божьей помощью, какой переворот! — и хоть бы одна либеральная свинья выразила сочувствие! Даже из литераторов — ни один не отозвался <...> Обидно следующее: человека со связанными руками бьют, а пошехонцы разиня рот смотрят и думают: однако, как же его и не бить! ведь он — вон какой!» — читаем в письме к П. В. Анненкову от 3 мая 1884 года. Салтыков ожидал выражения не личных сочувствий: он справедливо воспринимал себя как деятеля, «который около сорока лет делал дело по мере разумения, не колеблясь и не предательствуя», как главу «единственного журнала, имевшего физиономию журнала, насколько это в Пошехонье возможно», куда «наиболее талантливые люди шли <...> как в свой дом» (П. В. Анненкову, 26 мая). «Не ради удовлетворения пустому тщеславию я ожидал некоторых заявлений, а ради убеждения, что Пошехонье не все сплошь переполнено пошехонцами. К сожалению, это убеждение и теперь не составилось», — писал он 12 мая К. Д. Кавелину.

Но вместе с тем прощальная «беседа» Салтыкова выразила безграничную любовь к читателю, «единственной подстрекающей силе» литературной деятельности, любовь, признаниями в которой полны его письма этих месяцев: «я лишен возможности периодически беседовать с читателем, и эта боль всего сильнее <...> Только и любил одно это полуотвлеченное существо, которое зовется читателем. И вот с ним-то меня разлучили» (А. Л. Боровиковскому, 17 мая).

Звучание авторского голоса, найденное в этом очерке, подготавливает тональность повествования одного из вершинных, этапных произведений Салтыкова в последний период его творчества — цикла «Мелочи жизни».

Стр. 281. ...ему не подсуден, а подсуден вон тому кавалеру... — агенту тайной политической полиции.

...бесшабашные советники — иронически обозначенные в сатире Салтыкова представители высшей бюрократии царизма. См. т. 14, стр. 559—560.

...в балаганы, где смотрели пьесу «Ермак Тимофеевич, или Покорение Сибири»... — Имеется в виду пьеса Н. А. Полевого «Ермак Тимофеевич, или Волга и Сибирь. Драматическое представление» (СПб., 1845).

...под манифест бы подвели! — Приуроченные к торжественным датам царские манифесты объявляли амнистию отдельным категориям преступников.

Стр. 282. Слышали они, якобы книгопечатание прекратилось... — Принятые 27 августа 1882 г. «Временные правила о печати» должны были «усилить административное воздействие на печать».

377

Стр. 283. Лучшую пору моей жизни я размыкал по губернским городам... — 1848—1855 гг. Салтыков провел в вятской ссылке-службе, в дальнейшем ему пришлось служить вице-губернатором в Рязани и Твери, управляющим казенной палатой в Пензенской, Тульской и Рязанской губерниях (1858—1861 и 1865—1868).

...читается слово Златоуста... — Имеется виду «Слово» Иоанна Златоуста, читаемое в православной церкви на пасхальной заутрене. Считалось образцом ораторского искусства.

Стр. 284. Соломон или Дракон. — Салтыков иронически сблизил имена терпимого и мудрого царя, о котором повествует Библия (Третья кн. Царств), и сурового законодателя древних Афин, в 621 г. до н. э. сформулировавшего жестокие правовые нормы.


Жук А.А., Боград В.Э. Комментарии: М.Е. Салтыков-Щедрин. Недоконченные беседы. Глава X // Салтыков-Щедрин М.Е. Собрание сочинений в 20 томах. М.: Художественная литература, 1973. Т. 15. Кн. 2. С. 376—378.
© Электронная публикация — РВБ, 2008—2024. Версия 2.0 от 30 марта 2017 г.