Нынче получил я сентябрьский «Современник». Ясно, как письмо от вас подействовало на меня:1 хочется поговорить с вами. Во-первых, по порядку: какова мерзость и плоская мерзость вышла моя статья в печати и при перечтении2. Я совершенно надул себя ею, да и вас, кажется. Авдотьи Яковлевны повесть еще не прочел3. Теперь ваши стихи4. Вы, может, и знать не хотите моего мнения, а я почему-то чувствую внутреннюю необходимость сказать
вам его так же искренно, как желал бы, чтобы говорили всегда мне. Первое превосходно. Это самородок и чудесный самородок, остальные все, по-моему, слабы и сделаны, по крайней мере такое произвели на меня впечатление, в сравнении с первым. «Современное обозрение», хотя и интересно, вышло не то, как я ожидал. Слишком оно петербургское, а не русское5. Вообще книжечка так себе, скорее плоха.
Что будет у вас или есть уже в октябре? На меня же, пожалуйста, больше не рассчитывайте, надоело мне писать ковыряшки, да еще скверные. Вчера прочел, как меня обругали в «Петербургских ведомостях», и поделом6. Скажите мне, пожалуйста, откровенно мнение Дружинина и Анненкова. Как они с вами говорили про эту статейку?7 Я вчера писал Колбасину8 разный вздор, а забыл про дело. Сделайте милость, передайте ему, что я прошу как можно скорее похлопотать о высылке мне указа об отставке9, а то я без вида. Тороплюсь на почту и, признаюсь, чувствую себя не в духе в настоящую минуту; потому кончаю письмо.
Недели через 2 я надеюсь быть в Петербурге. До свидания. Кланяйтесь очень Ивану Ивановичу10.
И еще скажите, пожалуйста, Колбасину, что ежели перевод статьи не сделан, то не нужно11.