СЛОВО НА ВЫЗДОРОВЛЕНИЕ
ЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЫСОЧЕСТВА
ГОСУДАРЯ ЦЕСАРЕВИЧА И ВЕЛИКОГО КНЯЗЯ
ПАВЛА ПЕТРОВИЧА В 1771 ГОДЕ

Настал конец страданию нашему, о россияне! Исчез страх, и восхищается дух веселием. Се Павел, отечества надежда, драгоценный и единый залог нашего спокойства, является очам нашим, исшедши из опасности жизни своея, ко оживлению нашему. Боже сердцевидец! зри слезы, извлеченные благодарностию за твое к нам милосердие; а ты, великий князь, зри слезы радости, из очей наших лиющиеся. Любезные сограждане! кого мы паки зрим!.. Какая грозная туча отвлечена от нас десницею всевышнего! Единое о ней воображение вселяет в сердца ужас, ни с чем несравненный, разве с радостию, коею ныне объемлется дух наш!

Среди веселых восклицаний твоих, дражайшее отечество, дерзаю и я возвысить слабый глас мой. Изображу тебя с Павлом оживотворенное и, колико будет сил, прославлю его добродетели и твое блаженство. Если нет витийства в моем слове, не жалею о том. Истина простым повествованием довольна бывает, и я по крайней мере исполню долг гражданина и удовлетворю желанию моего собственного сердца.

Ты не будешь отлучена от слова сего, о великая монархиня, матерь чадолюбивая, источник славы и блаженства нашего! Ты купно страдала с Павлом и Россиею и вкушаешь с ними днесь общее веселие. С начертанием

187

их состояния изображу чувствие и твоей добродетельной души: а изъявя оное, подам свету пример великий.

Когда вселенная обратила с удивлением на Россию свои очи, когда слава побед наших гремела во всех пределах света, когда потомки Чингисхановы, сих древних утеснителей России и победителей света, подъемля к Екатерине длани своя, отвращали очи и сердца от гордого врага ее, тогда внезапное смущение вселилось в восхищенные радостию сердца наши. Слух о Павловой болезни, еще в самом начале ее, подобно пламени лютого пожара, из единого дома в другий пронесся мгновенно. В единый час ощутили все душевное уныние. Еще большая опасность была непредвидима, еще в цветущей Павла юности крепость тела его сопротивлялась бодрственно первому устремлению болезни, но, невзирая на сие, невольный трепет объял всех сердца и души. Толь сильно есть усердие добрых граждан к государям своим! Тогда Екатерина, великая и в самой печали своей, возмутилась нетерпением зрети сына своего. Спешит она остивить то приятное уединение, куда некогда Петр, созидая град свой и Россию, приходил от трудов принимать успокоение. Сражаясь с скорбию своею, Павел узрел идущую к себе государыню и матерь, и некую новую крепость ощутила душа его. Самая болезнь укротила в тот час свое стремление, как будто бы, терзая сына, хотела пощадит матернее сердце; но судьбы превечного восхотели на некие часы поставить Россию при самой бед пучине. Страна, удивляющая землю и дающая ей ныне зрелище великое и славное, — сам господь отвлек тебя от края сей пучины! Велико счастие твое, но и напасть ужасная грозила. Воспомяну о ней, да больше ощутим, колико небеса Россию защищают.

Возможно ли без трепета воспомянуть те лютые часы, в кои едва не пресеклась жизнь толико драгоценная, жизнь толь многим народам нужная? И как, не ужасаясь, привести себе на мысль те самые минуты, в кои носящие гром тучи разверзалися над россами! Уже лютость болезни побеждала и крепость Павлову и старания мужей, просвещенных наукою и усердием. Вострепетала Россия, неизреченный ужас объял души,

188

и жестокая печаль пронзила всех сердца. Самый народ, вечно льсти не знающий и всегда носящий на лицах: сердец своих зерцало, самый сей народ стенал и проливал слезы. Колико тяжких воздыханий восходило к небесам! Коликим молениям внимал всевышний! Никогда искреннее оных не могут люди приносить творцу своему. Иной, обремененный летами, воздев на небо слабые руки: «Боже праведный, — вопиет горестно, — то ли твой предел, чтоб глубокая старость огорчалась, видя увядающую юность, и чтоб мне суждено было терзаться о том, чем позднейшие потомки должны быть оскорблены. Не моя, но Павлова жизнь потребна к счастию детей моих». Иной, в первых младенчества летах, в сей прекрасной весне человеческого века, не зная зла и досоле не ощущая горести, зрит матерь свою в слезах, извлекаемых опасностию Павла, обращает на нее невинные взоры, утешает ее младенческою ласкою; но, видя горесть ее непрерываему, сам унывает, плачет и будто чувствует, что в те часы угрожает ему собственная напасть его. Иной, в крепости лет своих, истинный сын отечества и усердный сердцем к Павлу, познав опасность предстоящую и возмутясь духом, устремляется к другу своему. «Трепещи, — вопиет ему, — гибнет отечество наше, Павлова жизнь едва ли не в отчаянии, и что с нами будет, когда его лишимся!» Не хотяй верити толь грозной вести, друг его хочет и себя и его утешити: «Может быть, бог к нам милосерднее, — отвечает ему, — может быть, страх больше...» — «Не сумнись и ужасайся, — прерывает тот речь его, — удар, конечно, близок. Я видел Павлова наставника, сего почтенного мужа, умеющего толь много владеть движениями сердца своего, я видел его стеняща и сокрывающа слезы своя. Когда Папин рыдает о Павловой опасности, Россия должна пролить источники слезные».

В толь лютые часы для истинных россиян какое нежное и великое зрелище представляется очам нашим! Терзаемая скорбным чувствием сердца своего, пронзенная нежнейшею любовию к сыну, достойному таковыя матери, Екатерина вступает в те чертоги, где Павел начинал уже упадать под бременем болезни своея. Приближается к нему, зрит измененные черты

189

его лица, бледнея простирает к нему трепещущую руку. Тогда Павел, возвед утомленные очи и видя пред собою страждущую матерь, забыл свою болезнь, и в ту минуту страдание ее стало единою его скорбию. Собрав оставшие силы, приносит он к устам своим руку возлюбленныя матери, лобызает ее нежно. Екатерина хощет утешити сына своего некиими словами, но рыдание прерывает слова ее. Уже не в силах она удерживать более скорби своей во внутренности сердца: едва не предается всей своей горести; но, воззрев на предстоящих своих подданных, пораженных сим зрелищем, хощет она, из любви и жалости к ним, одолети самое природы чувство, мгновенно отвращает от них слезящие очи, остановляет рыдание и старается сокрыть от них и лютое свое страдание и опасность жизни Павловой. Се свойство великия души! Се пример земным владыкам! Блаженна та страна, где царь владеет и сердцами народа и своим собственным.

Но, пришед от страждущего сына в те свои чертоги, кои часто зрят тебя, великая монархиня, размышляющую наедине о благе народа твоего, когда уже ничей вид не принуждал тебя скрывать скорби внутри сердца твоего, когда уже могла ты воздать природе горестную дань и когда ничто не воспрещало тебе рыдать и размышлять, каким лютейшим чувствиям предалась тогда душа твоя! Какие реки слез полилися из очей твоих! Матерь Павла и народа своего, ты зрела первого при конце жизни, а другого при конце блаженства, дарованного ему премудростию твоею... Ужасное воображение, извлекающее навсегда слезы из чувствительных сердец!

Отвращая удар толико грозный, Павел противоборствовал болезни крепостию духа. Ослабели его телесные силы, но душенные тем паче вознеслися. Он знал, что с сохранением жизни его сопряжено истинное благо народа, им любимого и ему усердного. Он знал, что сие едино, кроме человеческой любви к жизни своей, налагало на него особливый долг одолевать болезненное чувство величеством души. С какою твердостию, с каким мужеством исторгал он себя из челюстей смерти, вознесшей на него острую косу! Спокоен в мучении, никогда нетерпением не раздражал он болезни, и в те

190

часы, когда душа его едва не оставляла терзаемого тела, в те лютейшие часы являл он те же самые добродетели, которые обык творити в крепости сил своих. Благочестие, богу толь любезное и возвышающее к нему души смертных, обитало в его сердце, возбуждало в нем надежду, ободряло его силы и преклоняло небеса на помощь его. Кротость нрава ни на единый миг не прерывалась лютостию болезни. Каждый знак воли его, каждое слово изъявляло доброту его сердца. Да не исходят вечно из памяти россиян сии его слова, исшедшие из сердца и прерываемые скорбию: «Мне то мучительно, — говорил он, — что народ беспокоится моею болезнию». Таковое к народу его чувство есть неложное предзнаменование блаженства россиян и в позднейшие времена...

Но ты, который благим воспитанием вселил в него сие драгоценное нам чувство, муж истинного разума и честности, превыше нравов сего века! Твои отечеству заслуги не могут быть забвенны. Ты вкоренил в душу его те добродетели, кои составляют счастие народа и должность государя. Ты дал сердцу его ощутить те священные узы, кои соединяют его с судьбою миллионов людей и кои миллионы людей с ним соединяют. Коликими ранами сердце твое было уязвлено во время Павловой опасности! Любя его нежно, насадя в душе его добродетель, просветя познаниями разум его, явя в нем человека и уготовав государя, сносно ль было видети тебе приближающуюся минуту, в которую ты мог расстаться с ним навеки! Вспомни те часы, когда обращены были взоры твои на страждущего Павла, когда, терзаясь сам душевно, орошал его слезами, держал его в своих объятиях, прижав к трепещущей груди своей, и ожидал последнего конца жизни драгоценной. Не сами ль небеса тогда подкрепляли тебя для Павла и отечества!

Наконец, о радость неизреченная! О счастие, избавившее россиян от погибели! Наконец прошла безвредно страшная туча, гремевшая над нами. Превечный с высоты престола своего, взирая на слезы и моления Екатерины, на добродетели болящего, на вопль и стенания многочисленного народа, подвигся о людях своих на милосердие. Велением его ангел смерти, летящий к наследнику престола российского, остановил

191

страшное свое течение. Здравие, сей дражайший людям дар небесный, возвращенно стало Павлу. Воссиял прекрасный день по часах толико мрачных. Тяжкие стенания пременяются во гласы радости. Оживотворенная Россия возносит к небесам благодарные моления, и сие чистое приношение веселящихся сердец, проницая пределы неизвестные, достигает до самого творца вселенныя и приемлется от него с тою благостию, с которою внимал он воздыханиям россиян.

А ты, торжествующая ныне возвращение к жизни возлюбленного сына, матерь нежная, монархиня великая! Ты, которой добродетели и моления были предстательми пред творцом за создание его, тобою правимое! Ты, благодаря десницу, восставившую Павла, возрадуйся днесь всем сердцем своим. Се он, се твой достойный сын, о коем ты страдала, в ком душа твоя обитает, которого любовь к тебе ни с чем на свете несравненна. Приими его в свои объятия, пролей радостные слезы! Он жив и будет вечно твоим утешением, и будет славою народа, к обоим вам усердного!

К тебе, великий князь, возвращенный от небес россиянам! к тебе, виновник общия радости! обращаю мое слово. Торжествуй и восхищайся веселием сердечным! Воссылай благодарение к вышнему всех благ источнику, который, отторгнув тебя от врат смерти, явил чрез то вселенной, что ты им на свет произведен для счастия и самых будущих веков; но чем лучше возможешь изъявить свое признание оживотворившему тебя, как исполнением закона его, который есть вся сила и безопасность законов человеческих? Сохраняй вечно в своем сердце сей новый опыт нежнейшия любви, который матерь твоя и государыни изъявила тебе, страдая с тобою купно. Да будет премудрость ее вождем твоим, дела ее правилом, кроткая душа ее великим тебе примером! Люби россиян. Ты не можешь сомневаться, государь, о их к тебе усердии, измеряя оное по тем горестным чувствам, которые терзали нас во время опасности жизни твоея. Сии страшные минуты, в кои лесть умолкает и царь и раб равно судимы бывают, сии минуты открыли тебе сердца и души каждого гражданина. Люби их столько, сколько сам ты им любезен.

192

Позволь, о государь! вещать тебе гласом всех моих сограждан. Сей глас произнесет тебе некие истины, достойные твоего внимания. Буди правосуден, милосерд, чувствителен к бедствиям людей, и вечно в их сердцах ты будешь обитати. Не ищи, великий князь, другия себе славы. Любовь народа есть истинная слава государей. Буди властелином над страстями своими и помни, что тот не может владеть другими с славою, кто собой владеть не может. Внимай единой истине и чти лесть изменою. Тут нет верности к государю, где нет ее к истине. Почитай достоинства прямые и награждай заслуги. Словом, имей сердца отверсто для всех добродетелей — и будешь славен на земле и угоден небесам.

О россияне! если б Павлова судьба зависела от нашего к нему усердия, то б не оставалося на свете ни для него чего желать, ни нам чего страшиться. Беспредельно сие усердие наше, равно как и небесные к нам благодеяния. Не само ль божество возвратило ныне жизнь тому, кто для наших жизней толико нужен? Без сомнения, оно даровало нам его залогом нашего блаженства, Екатериною устрояемого. Велико сие блаженство наше! Целый свет на него с удивлением взирает, или паче Екатерина обращает на нас очи целого света. Премудрость ею руководствует, успехи следуют делам ее, победы увенчевают ее лаврами, и славою ее славится Россия. В ней имеем мы настоящее благо наше, а в Павле надежду будущих блаженств. Потщимся, любезные сограждане, потщимся навсегда быти их достойными! Не пощадим ничего для них и для отечества. В том состоит истинный долг наш. О, коль любезен нам сей долг, с коим и польза и слава наша вечно сопряженны!


Д.И. Фонвизин. Слово на выздоровление... Павла Петровича // Фонвизин Д.И. Собрание сочинений в двух томах. М.; Л.: Гос. Изд-во Художественной Литературы, 1959. Т. 2, с. 187—193.
© Электронная публикация — РВБ, 2005—2024. Версия 2.0 от 31 августа 2019 г.