71. Екатерине II
23 сентября 1770

Всемилостивейшая государыня!


При огромных в. и. в. победах, когда вся вселенная прославляет имя Великия Екатерины, мне, будучи стихотворцем, молчать неудобно, сколько развращенное мое состояние меня ни огорчает. Я посылаю к Гр. Вас. Козицкому ради напечатания и ради подания в. в. на день вашего коронования оду. Сия ода, может быть, лучшая из моих од, и кажется мне, что она весьма отлична от сочинений наших бедных рифмотворцев. И ежели она заслужит себе благоволение Победительницы, так подаст мне охоту и больше к описанию дел ваших; ибо реляции и приносимые вашей священной особе похвалы не составляют той картины, которая бы потомкам живо представить могла славу нашего века, славу России и славу бессмертного вашего имени. Царствованию Августа потребен Гораций. Без описателей истории, как бы слава чьей особы ни гремела и как бы настоящему времени дела великие

142

ни вверялись, будущие века оные много ослабят. Известие, например, о флоте российском изображает ли то живо действие, хотя и самовидцы оное описывали? Так должно: «Петром Великим заведенный флот в первый раз промыслом божиим и промыслом вашим, не только прошед Балтийское и полуночное моря, но и коснувшись западному океану, обшел Европу и, достигнув Архипелага, от вод морских бросил горящий флот Турецкий на воздух и шумом подвигнул ветры, море и твердь». А это изображение слабо: «Пришли русские суда и по некоторой с турецкими судами битве зажгли неприятельские в гавани суда, которые все догорели». Дела Великия Екатерины требуют чувствительного изъяснения.

Не смею я в. в. принести мое прошение. Но наделся на ваше благоутробие и на ту государыню, которой я никогда и сокровеннейших моих мыслей не сокрываю и которая о моем к ней усердии точно ведать изволит, дерзаю вместо прошения открыть мое желание, чая, что сие мое желание по щедроте милостивой ко мне государыни может прошением признано быть; с тою разностию, что за дерзновенное желание вы меньше прогневаться можете, нежели за дерзновенное прошение, хотя и прошение мое келейное, а не публичное в сем бы случае было.

В деревнях своих быв, я имел несчастие, что много моих мужиков заразительною горячкою померли, которую болезнь отважился я моим прибытием, чистя воздух, выгнать; но умерших оживить лекарства нет. Я прошу в. в. не как дворянин, или паче сказать желаю, но как пиит, готовящийся к описанию дел ваших. То уже причисляется к ободрению войска, когда барабанщик или трубач возбуждает на сражении воюющих.1 Моя труба ко прославлению вашей священной особы и ко прославлению войска, народа и века, может быть, заслужит мне еще и прибавку вашей монаршей милости. Не можно ли, всемилостивейшая государыня, вместо надлежащих с меня рекрут, — а особливо по приключению несчастной в деревнях моих болезни, которая вырвав несколько человек пресеклась, — ко успокоению духа стихотворца, дабы пиит вместо двух человек рекрут при наборах рекрутских платил за рекрута деньги и вместо сих сует суетился бы о сочинениях ко славе той войны, которая и с него яко с дворянина рекрут требует. А за мною и всего только душ с триста, так пиитическими рекрутами армия не наполнится, и полезнее нашему веку мои стихи, нежели мои рекруты; а особливо, когда еще за то я и деньги платить буду, ежели сносная тому цена определена будет. Мне же еще и зачет нескольких рекрут следует; но ныне зачитать не хотят, ибо-де рекруты потребны. Я готовлюсь ко описаниям вашей истории, время устремляю к тому; но если сими трудами, за которые чаял бы еще награждения, я попросрочуся выбрать и представить годного человека, так на меня же Канцелярия, как на преступника, положит штраф, хотя многие, не зная немецкого языка, штраф с наказанием и различают. 2 Я больше

143

нахожу России пользы в истории вашей, нежели в моих рекрутах; и если по моей надежде такая милость мне воспоследовать может, так желал бы я получить известие, дабы на меня в просрочке по надежде не положили штрафа, что было и сделалося. А причина тому была моя новая трагедия; ибо пииты, восшед на Парнас, забывают и о коллегиях и о канцеляриях. Но по несчастию канцелярские служители их не забывают, а особливо меня, яко неприятеля подьяческого рода, чем им меня «Трудолюбивая пчела» рекомендовала, приписанная государыне великой княгине и препорученная ее покровительству. Сия моя покровительница ныне царствует; следовательно, и моя надежда умножается и толико расширяется, колико мое стремление описывать расширяющиеся великия монархини моими описаниями преславные дела, наполняющие вселенную.


В. и. в. всенижайший и всепреданнейший раб

Александр Сумароков.
23 сентября 1770 г., Москва.

Что героям потребно ради потомства

1. Славные дела. 2. Известия реляциями и газетами. 3. История. А при великих делах ласкательство портит описание, ибо сияние солнца не требует ласкательства к описанию своего сияния. 4. Похвальные слова и похвальные песни.

NB. Реляции и газеты суть слабые записки славных дел; ибо в них не ощущаются те действия, но только некоторое делают понятию уведомление.

История искусного писателя, а особливо когда дела сами собою велики, изображает ясно прошедшее.

Похвальные слова приводят читателя к существу дела.

Похвальные песни слышателя вводят в ощущение.

И лучше изобразить монаршее лицо худым начертанием и худыми красками — то неважно, — нежели изображать его дела худым пером, колико бы историк и пиит ни устремлялся в ласкательство и в витиеватые слова, когда знания, искусства и вкуса нет. А Российский Парнас сим, ко стыду нашего просвещенного века во Европе, полон.

Я намерен изготовить ради представления на театре драму с декорациями и с пением, дабы тем восторжествовать наше победоносное время и славу в. в., 3 и если какие новые и всегда наносимые мне противности не воспрепятствуют, так оная драма сочинится, выучится и представится ко плеску и восклицанию в день имени Великия Екатерины 24 ноября, хотя театр московский почти уже и разрушился и труды мои исчезли. А тому причина та, что я отторжен от театра; а без меня все пошло навыворот, что теперь гр. Петр Семенович Салтыков и сам видит. Словом, играют опять в Москве так, как играли до меня, и ездить хорошие люди на спектакли перестают, как я с

144

Белемонтием о том ни тужил в обиде; ибо он на меня одного в оном и надеется. Да и г. Елагин, отторгая актеров, остановлял театр довольно, а теперь восставить оный театр весьма трудно. Да и я больше не отважуся в чужом пиру имети похмелье; ибо деньги доходные получал Бельмонти, так довольно того, что я безо всякою прибытка трудился; а за то претерпел только досады.


Сумароков А.П. Письмо Екатерине II, 23 сентября 1770 г. // Письма русских писателей XVIII века. Л.: Наука, 1980. С. 142—145.
© Электронная публикация — РВБ, 2007—2024. Версия 2.0 от 14 октября 2019 г.