1. Письма русских писателей XVIII века
2. M. H. Муравьев

17
7 сентября 1777

Милостивый государь мой батюшка! Никита Артемонович!

На нынешней неделе получил я уже два письма от вас, за которые приношу мою нижайшую благодарность: я поставил свое лучшее утешение и удовольствие, когда я их один перечитываю. Чувствия нежного родителя и сестры в них заключены самою природою; если бы изобразились и в моих чувствия благодарнейшего сына и брата. Что я их имею в своем сердце, благодарю ему, что сомневаться не могу в том. Чем могу я вас иначе вспомнить, как любовию, благодеяниями и моим благополучием? — Я было востревожил вас письмом своим; но нравоучение есть моя слабость. Я хотел представить сам себе состояние, в котором бывает поставлен человек. Мне хотелось кинуть на бумагу все черты, его составляющие, не продумав, у места ль эта картина. И заврался. Виргилий, описывая снисшествие Энея во ад, представляет, между прочим, одного злодея, жалостно вопиющего:

Скаррон, переворачивая все это в смехотворство и написавши сие нравоучение, рассуждает сам с собою:

А мое нравоучение в письме еще несвязнее. Я прошу вас, милостивый государь батюшка, нижайше не беспокоиться обо мне.

Я, слава богу, здоров; с самого моего сюда приезду не заболела ни один раз голова. Не надобно осудить. Правда, что один раз в театре я не мог внимательно слушать комедии и всю ее прозевал. Это для того, что я пришел прямо из-за стола от Ивана Абрамовича. У него стол прекрасный. Ну! я теперь уж и о столах заговорил. Чтоб не завраться, обращусь к делу. — О векселе, я думаю, что вы уж теперь, по крайней мере, известны, он у меня, и копия к вам сообщена. Так сомневаться нечего. Письмо Конева я удержал покуда и не знаю, будет ли какая надобность возвратить его в Тверь. Если надобно, вы извольте приказать. Мне надобно будет сходить к Докучаеву для надписания при нем на векселе издержанных на покупку 69-ти руб. 30 ¹/₂А коп. Я еще в сие время не успел. Все эти дни я у дядюшки и с ним кое-куда хожу и езжу. Во вторник были мы с ним у Гавриила.¹ Какого почтения достоин этот человек! Тих, снисходителен, разумен; по крайней мере, мне так показался. Сколько ж мы сидели за столом! С нами ж был князь Мещерский! Так ничего не поговорено. Слышно, что государыня изволит прибыть в субботу сюда на житье. Сей самый час приходил ко мне лакей Вас<илья> Евд<окимовича> Ададурова с письмами, чтоб их вам переслать. Нынешний день был я у Домашнева, ² он недавно переехал с Каменного острова, где он все лето жил. Нынче же зачнутся опять физические лекции.³ Адъюнкт Иван Алексеевич⁴ свидетельствует вам свое почтение; он меня особливо просил не позабыть это исполнить. Здесь начало сентября обещало нам хорошее время. В самом деле, дней с пять, кажется, пользовались летом. В народе всклепали на Эйлера, будто бы он пророчит преставление света: он, бедный, на старости, сказывают, не знает, что делать. Не в одном народе, даже в городе утверждали за подлинное. В поварне нашли кухарку всю в слезах: — «О чем ты плачешь?» — «Эйлер предсказал преставление света». — Вчерась на перевозе к Академии слышал я, что рассуждают о кометах. Будто уж одна есть; другая тот год будет. Зорич, сказывают, упражняется в раздаче денег всем неимущим: первое сентября в день его именин что-то ему пожаловано, и указ в присутствующие места — давать везде деньги под расписку. — В заключение имею честь принести мое усерднейшее поздравление с днем рождения вашего. Завтра хотел бы я быть не в Петербурге. Ив<ан> Матв<еевич>, который только теперь пришел от дядюшки, уверяет, будто бы мы и он на завтре отозваны к Дьякову.⁵ Желая искреннейше продолжения драгоценного здравия вашего и прося родительского благословения, остаюсь навсегда, милостивый государь батюшка, ваш нижайший сын и слуга

Милостивая государыня, матушка сестрица Федосья Никитишна! Loin de nous tout ce qui porte l’empreinte de mélancolie. Fi donc! de ces grands airs allemands, enchâssés dans des hélas! Sautons, dansons! * Сегодня пир: сегодня пить, ногой свободной о пол бить. Столы покройте сладкой брашной. Со мной вы сядьте в круг, друзья, Пусть сам предстанет бог домашной, В убранстве праздничном, как я. Вить это говорит Гораций, кн<ига> I, ода 37. Ergo bene. — Некогда писать. — Матушка, поздравляю, буянь до бешенства, однако ж приятного, весела, весела и ... весела. Пусть воскурится, будто б я еще был в Твери, тучный кофе в круглопространном сосуде, вкуси его сладостно, он тебе будет обо мне говорить. Вылей несколько с чашки за окошко... Провал возьми! Зачем мой Ванька не так варит. По усам катилось, в рот ... попало.

Матушка Татьяна Петровна, бесись не с печали; но убо прилежно и внятно зри и чти Горация, идеже показано бесись и наконец взбесись с радости. — Простите, вы рассердитесь, а я с радости заврался. И Фавушка бесись, и безбожников сын, и Бижуткин сын, и Федорка бесись и ... как нашего Соболева зовут ... Ну, что ты сделаешь, Иван ... нет ... имрек бесись. Я уж взбесился, опамятовался на конце. Ну, ежели опоздает, вот же радуйся, радуйся! Чему радоваться?

Перевод:

* Прочь от нас все, что несет отпечаток меланхолии! Долой эту немецкую напыщенность, погруженную в «увы». Будем скакать и плясать!