54
8 января 1778
Милостивый государь батюшка! Никита Артемонович!
Третьегодня, то есть в крещенье, получил я милостивое ваше писание от 29 декабря и приложенные при нем три письма. Князя Александра Алексеевича я не застал, а князь Петр Никитич приказал кланяться и благодарить сам хотел. Вчерась был я между прочими у Михаила Федоровича. Он сам зачал говорить, что еще по обещанию своему с Зоричем обо мне не говорил, а хотел видеться тот день на бале. В полдни был я и у Зорича: ничего было не слышно. Уж у Хераскова ввечеру узнал, что доклады наши вышли затем, что и Василий Никитич Трубецкой, который был нашего полку поручик, пожалован в капитан-поручики.1 Все пожалованные были по гвардии, и из армейских один Хорват вышел в полковники. В нашем полку вышло 24 сержанта все старее меня, из коих 12 в прапорщики и 11 в армейские капитаны. Что мне всего удивительнее, что и Ермолаевы не оставлены в полку, а выпущены в капитаны; также один Вельяминов, человек предостойный и которого я считал точно в наших офицерах, выпущен. Чемоданову досталось и обоим князьям Львовым. Чуть ли мне теперь не проситься в отпуск?.. Дядюшка уж приехал из Новагорода, и я вчерась у него обедал. На вчерашнем бале во дворце был ужин для генералитета, и за ним были деланы какие-то штуки, о которых я беспорядочно слышал. Гора растворялась, и выходили девицы маленькие из монастыря, пели и не знаю что еще. С завтре зачнется театр; в четверг будет маскерад, говорят, будто их три будет друг за другом. Дядюшка снаряжает свою Марью Гавриловну. Да уж, кажется, и ему они наскучили. Берут с него обязательства рядные. Он божится, уверяет и сердится; дает вексели в заклад. Я думаю, что это станет в копейку. Несколько семей укрепляет ей. И она выходит замуж под титулом племянницы... В прочем, прося вашего родительского благословения, остаюсь навсегда с усерднейшей преданностью, милостивый государь батюшка, ваш нижайший сын и слуга
Матушка сестрица Федосья Никитишна! За желание, чтоб я поскорее приехал, я вам должен de beaux et jolis compliments.* Но где их взять?.. Так, вы читаете Леонара: я представляю себе
его положение и знаю его сам собою. Спрашивать, что вы чувствовали, понравился ли он, отлагаю до того, как сам приеду: видите, что это не так далеко. Вчерась весь вечер сидел и ужинал я у моего милостивца и, как Васильев говорит, у командира русских стихотворцев.2 У него <видел> я мои misérables ** произведения, переплетенные в одну книгу с Сумароковыми одами и некоторыми его собственными сочинениями. Вить это épreuve pour l’amour-propre. Et j’ai succombé à la tentation de prendre ce livre plus d’une fois dans mes mains. Je vous laisse à penser, s’il m’a paru joli, le mérite de relieur est échauffé... Mais ma personne souffre trop d’un entretien, que je ne puis contenir...*** Что это Николай Федорович сделал, что не отдал тебе «Les Incas».**** Я не думал от его постоянства...
Перевод:
* приятные и нежные слова.
** жалкие.
*** испытание для самолюбия. И я не устоял перед соблазном взять книгу в руки еще не раз. Предоставляю вам догадываться, показалась ли она мне красивой, заслуга ли переплетчика преувеличена... Но особа моя слишком страдает от беседы, которую я не могу прекратить...
**** «Инков».