Поэтическое творчество Семена Сергеевича Боброва (ок. 1763—1810) представляет заметное явление в литературной жизни конца XVIII—начала XIX в. Его высоко ценили Радищев и Державин, члены Вольного общества любителей словесности, наук и художеств, над ним смеялись, осыпали эпиграммами «арзамасцы»: К. Н. Батюшков, П. А. Вяземский, молодой Пушкин.1
1 См.: Лотман Ю. М. Поэзия 1790—1810-х годов. — В кн.: Поэты 1790—1810-х годов. Л., 1971, с. 47—50; Русская литература XVIII века. Эпоха классицизма. XVIII век, сб. 6. М.—Л., 1964, с. 224—246.
Бобров обращался в своих стихах к космическим, философским темам: начало и гибель вселенной, ход исторического развития, судьбы России, бег времени и пр. Затемненность, архаизация, трудность произнесения и понимания стиха являются для Боброва сознательными приемами его поэтики. В его творчестве нашла яркое выражение предромантическая тенденция развития русской литературы конца XVIII—начала XIX вв., выраставшая на традициях Юнга и Оссиана.
Публикуемые письма (если не считать коротенькой записки, возможно, адресованной Н. И. Гнедичу) 2 пока единственные; других писем Боброва до сих пор обнаружить не удается. Они представляют значительный биографический интерес, рисуя тяжелые материальные обстоятельства последних лет жизни поэта, очерчивая круг его друзей и знакомых. Однако наиболее существенно историко-литературное значение этих писем. Впервые устанавливается, что Бобров в конце жизни собирался перевести Оссиана. Полный и очень хороший перевод Кострова был напечатан в 1792 г.3 Спустя 14 лет опытный книгоиздатель, очевидно, учитывая читательские вкусы, задумал новое издание каледонского барда. В выборе переводчика сказалось не только давнее знакомство Селивановского с Бобровым: поэт как нельзя лучше был готов к выполнению подобной задачи. Он не только превосходно знал английский язык (Костров переводил с французской переделки Оссиана), но самый дух его оригинального творчества удивительно соответствовал мрачным, туманным, исполненным жестокости и трагизма картинам Оссиана.
К сожалению, задуманное мероприятие не осуществилось, возможно, из-за болезни (чахотка) и смерти переводчика. Новое издание Оссиана могло бы стать весьма значительным эпизодом в истории русского романтизма. Автографы писем хранятся в ЦГАДА, ф. 345. Селивановский С. А., оп. 1, № 3.
2 «Эх! Неверный. С нового года, видно, томина будет; но поздравляю вас, а я кашлем болен. — Сем<ен> Бобр<ов>». — ГПБ, Собр. автографов. Бобров Семен Сергеевич. Малороссийская песня, л. 4 об. См. также: Отчет имп. Публичной библиотеки за 1895 год. СПб, 1898, с. 248.
3 Оссиан, сын Фингалов, бард третьяго века. Гальские стихотворения, переведены с французского Е. Костровым. Ч. 1—2. М., 1792.