× Чехов. Том 2

144. ОБАЯНИЕ ЛЮБВИ

Богиня сильная согласия и лиры!
Ты, коей лишены, сердца томятся сиры;
Приди, чувствительность иль резвая мечта,
Во одыхаемы от Севера места.
Из рощей, зыблемых во океане Юга,
Приди и прикоснись, о нимфа! персей друга:
Да обаяния Любови воспою,
Другой волшебницы. Предай их бытию
Картины счастия... Какое положенье,
Когда, оставив свет и всё его движенье
Тем легким разумам, которых вечно зрим
Другими скученных и скукой мстящих им,
Во обиталище задумчивости входишь —
Простертие лесов — и, млея, препроводишь
Дня светлые часы, раб сердца своего!
Меж тем как ни одно биение его
Без ощущения в груди не исчезает.
Никая мрачна мысль тебя не угрызает.
Ты предан весь себе, природе и драгой,
Тебе единому присутственной, златой,
И гибнешь в красоте, и зришь души сиянье,
Которой красота есть только одеянье.
Сие мечтание прелестней бытия.
Всё зрится в образе любимой твоея,
На сретенье к тебе спешаще отовсюду
И новы красоты влекуще из-под спуду,
Которым без того природа кроет их,
Ненадлежащий взор чтоб оных не постиг.
Влюбленного очам ясняе день сияет:
Волшебства смутные природа исполняет,
Душа величится, и силы, спящи в ней,
Восходят в полноту деятельности всей.
Легчайша воздуха, другого мира житель,
Тобой приемлет жизнь окрестная обитель:
Плавнее льется ток, лияся близ тебя,
Вздыхающий Зефир вздыхает, полюбя,
И после жизнь твоя вся прейдет в восхищенье.
Армидин остров что, когда не ощущенье,
Не повесть зиждимых любовию чудес,
Котору Тасс нашед, нам в басню перенес?

230

Чье твердо сердце, зря Ринальда в заблужденье,
Стоически ему предпишет осужденье?
Какой на свете есть враг граций и нахал,
Кто в первой красоте, по коей воздыхал,
Не видел всех приятств? Чего ты смертный боле?
Искусства! у Любви воспитаны вы в школе.
Любовь, я думаю, всех первее была,
Которая с небес согласья принесла
И дарованию давала наставленья.
Она безоблачно представила явленья,
Которых существо для прочих туне есть,
Но живописец зрит и может произвесть.
Она-то головы Албана рисовала,
К Расиновым словам пристрастье приковала,
Дидоне в ярости велела умереть,
Соперницу ее дала в Сумбеке зреть.
Не зрите ли, что тем искусства и прекрасны,
Чем сходства их черты с любовью боле ясны,
Чем боле красоты в них виден образец,
Чем легче отверзать умеют путь сердец?
Но света ль и теней согласное слиянье,
Тибулловы ль стихи иль Фидия ваянье
Единую мечту любови заменят?
Ах, сколько есть таких, которы их винят?
Наставник Юлии изрек им осужденье,
Любови — нет. Она природы насажденье,
Орудие ее, нерушимый обет,
Отрада, нужная для равновесья бед.
Не только что сердец любви не затворяет,
Он воздыханий их невинность одобряет,
Он жилу счастия не хочет отвратить,
Котора в сердце бьет и коей сильна нить,
Вселенну обходя и движа все пружины,
Всеобща племени связует половины.
Не рушит прелесть он и бережет обман,
Которым человек быть любит обаян
И коим ты его, природа, обаяешь.
Ты сладостью любить все вещи напояешь;
Дыханье мощное, преходишь небеса,
Глубоко дно морей, и долы, и леса,
И целая тобой колеблется громада.
Любовью дышит всё: от небеси до ада.

231

Но что я говорю? Во хладный дом теней
Любовью не был ли препровожден Орфей,
Когда уврачевать боления сердечны
Бесстрашен снисходил во мраки бесконечны?
Любовь свещу несла. За нею он ступал,
Могущество любви на лире воспевал.
Рассеявалась мгла, и чувствованья страстны
Неволею лились в сердца их непричастны,
Сердца жестокие ужасных Евменид,
И чаял царствия лишитися Аид.
Уже несчастными вкушалася отрада,
Еще мгновение — и не было бы ада,
Но жалость чувствует вовремя бог теней.
Не милосердствуя и жалостью своей,
На возвращение Орфею Евридики
Дает согласие: бегут подобий лики,
Выводят из толпы оплаканну жену,
Супругу отдают в объятья; но в цену
Великодушия условье налагают:
Ему да следует — да взоры не дерзают
Орфея бедного воскинутися к ней,
Покуда не прейдут всё царствие теней.
Скупые, что обман в любви употребили!
Скажите вы, сердца, которые любили:
Возможно ль было сей исполнити завет?
Уже на Праге тьмы, уже вступал на свет —
Взглянул: и стопы вспять несчастной покатились,
И девы за нее свирепы ухватились.
Се очи плавают во хладном сне ея.
«Прости, Орфей! — гласит. — Се паки гибну я».
Вина, достойная избегнуть этой пени,
Когда бы извинять умели строги тени.

1784 или 1787

М.Н. Муравьев. Обаяние Любви // Муравьев М.Н. Стихотворения. Л.: Советский писатель, 1967. С. 230—232. (Библиотека поэта; Второе издание).