Милостивой мой государь, граф Александр Романович.
Письмо вашего сиятельства, полученное мною на вчерашней почте, вместо обыкновеннаго мне утешения, принесло печаль: увидел из онаго, что вы нездоровы. Один бог то знает и сестра моя тому свидетель, сколь сердце мое к вам привязано, и что всякое изъявление будет чувствованию моему несоразмерно и слабо.
Мы здесь живем, дожидаяся зимы, и ожидание мое сопряжено с немалою нетерпеливостию; для того что наскучило жить не на месте и так сказать почти без упражнения. В Илимске могут они быть для меня разнаго рода. Садовничество будет конечно не последнее, и для того вашего сиятельства прошу усерднейше прислать мне семян. Извините мое нахальство, но принужденным себя в том нахожу; ибо те, что привезла сестра из Москвы, попортились. Но каково бы мое упражнение ни было, не может наградить печали моего с детьми разлучения; и если кто меня хорошо знает, может ли тот немного усомниться, чтоб я с той уже минуты, как лишился их, не раскаивался более о сделанном, нежели в состоянии когда либо мог впасть в преступление. И признаюсь вам чистосердечно, каково должно быть мое поведение, чтобы раскаяние изъявляло, не знаю.
Здесь все с нетерпеливостию ожидают ответа китайского трибунала о кяхтинском торге, и надеются, что ответ будет благосклонный. Мне очень приятно будет, если зимний путь станет неделею позже, ибо буду иметь случай видеть китайцев; но с радостию бы отрекся видеть китайцев и японцев, если бы
счастие допустило меня видеть тех, которых лишение составляет истинное мое несчастие.
Есмь с глубочайшим почтением, как обычайно, вашего сиятельства, милостивого государя моего, покорнейший слуга
Александр Радищев.
5 ноября
1791 года
Иркутск.