1. А.Н. Радищев
2. Полн. собр. соч.
3. Т. 1

[„ПОЛОЖИВ НЕПРЕОБОРИМУЮ ПРЕГРАДУ... “]

Повесть А. Н. Радищева [„Положив непреоборимую преграду...“] написана им в Петропавловской крепости во второй половине июля 1790 г. Впервые опубликована акад. М.И. Сухомлиновым в книге „Исследования и статьи по русской литературе и просвещению“, СПб., 1889 г., т. I, откуда перепечатывалась в изданиях сочинений Радищева с названием „Филарет милостивый“.

В настоящем издании повесть воспроизводится по автографу А.Н. Радищева, находящемуся в „Деле о Радищеве и Зотове“ (Государственный архив феодально-крепостнической эпохи, дела бывшего Государственного архива, разр. VII, № 2760, лл. 152 – 156).

Текст повести в оригинале расположен в два столбца по обеим сторонам листов, заголовка не имеет и озаглавлен нами по первой строке. Почерк Радищева в этом автографе – мелкий, торопливый, с небольшим количеством помарок и зачеркиваний.

В первой строке повести, послужившей ее заглавием в данном издания, слово „непреоборимою“, как явная описка А. Н. Радищева, исправлено на „непреоборимую“. Сохранено существующее в рукописи двойное написание имени жены Филарета – „Феозба“ и „Феозва“.

Радищев был арестован 30 июня ст. ст. 1790 г. Ближайшие дни прошли для него в допросах, в писании ответов на замечания Екатерины, предложенные через Шешковского. 13-го июля был подписан приказ о предании Радищева суду; 15-го июля дело его было занесено в протокол Палаты Уголовного суда. В ту же ночь (на 16 июля) Радищев писал Шешковскому, приложив к письму свой отзыв о „Путешествии“ и завещание. 17-го июля Радищев отвечал на вопросы, поставленные Палатой, после чего 19-го июля ему было сделано „увещание священническое“. 24-го июля Радищеву был учинен допрос относительно поправок, сделанных в рукописи „Путешествия“, и почерк его подвергся сличению. Палата не замедлила с вынесением приговора и того же 24 июля осудила Радищева на смертную казнь.

Повидимому в эти дни, в промежутках между допросами, томясь в ожидании приговора, в жестоком характере которого он не сомневался, Радищев написал, вслед за завещанием, повесть о Филарете. Вот как он объясняет ее происхождение в одновременном письме Шешковскому.

„Я, может быть, милостивой государь, моими писаниями вам наскучил, но возложите то на щет неутолимой печали, происходящей от лишения нещастных детей моих, воспомяни, что и ты отец и чадолюбив, и простите мне мое стужание. Всякая бумага, от меня изходящая, идет в ваши руки и для того, если приложенные при сем ничему не противны и я могу продолжать мое горестное упражнение, то по прочтении прикажите мне их возвратить для окончания и неминуемых исправлений. Занимаяся писанием, разум более занят, нежели чтением, и забывшись хотя на малейшее мгновение, кажется, что я не в заключении. О, милостивой государь, если не будет мне отрады видеть плачевное мое семейство хотя на мгновение, то позволь иметь хотя сие. Читая житие святаго Филарета милостиваго, душа над тем паче прилепилася, и вникла в его подвиги, что она соразмернее на подражание нашему слабому сложению. Я преложил его несколько на образ нынешних мыслей, не отступая от истиннаго повествования ни мало, и мечтаю себе, что оно может детям моим быть на пользу. О, если бы оно могло достигнуть их рук“. („Дело о Радищеве и Зотове“, л. 157.)

Находясь под угрозой смертной казни, Радищев, естественно, сделал все, что мог, чтобы облегчить свое наказание. С этой непременной поправкой следует принимать его заявление о том, что „Путешествие“ он написал с целью „прослыть писателем“, „приобрести себе прибыль“ от продажи книги. Однако, несмотря на вынужденную покорность и признание своей вины, Радищев не мог уйти из жизни, не сделав попытки как-то объяснить свои взгляды, свое поведение, рассказать о себе, пусть в неполной, зашифрованной форме. Такой попыткой осуществить беседу с близкими людьми, высказаться перед ними, является повесть о Филарете. Посылая ее Шешковскому, Радищев все же напрасно надеялся, что она достигнет своих адресатов. Повесть была приобщена к судебному делу и вошла в его состав. Она даже не была возвращена автору для окончания, о чем просил он в сопроводительном письме, и осталась незаконченной. Замысел повести стоит в тесной связи с переживаниями Радищева во время следствия и суда. Во вступлении к ней он подчеркивает, что „добродетель есть вершина всех наших деяний и наилучшее украшение жития человеческаго“, что „физическим коренем“ добродетели является мягкосердие, а его опорой служит „разсудок благорасположенный“. Мягкосердие славится повсюду „и во всех состояниях“. Пример подвижников мягкосердия важен для того, чтобы „человек, легко к совращению со стези доброделания удобный, благоуязвлялся изящным примером и не ослабевал бы в добродетели“. Обращение Радищева к детям с горячим словом о цене мягкосердия должно было сказать им, что их отцу не было оказано снисхождения, подчеркнуть трагизм совершаемого юридического преступления. Переработанное житие Филарета показывало жизнь молодого „любомудра“, какой она была и могла бы быть. Выражения, в которых Радищев завещает детям „укреплять корень доброделания“,

почти тождественны с наставлениями Крестецкого дворянина из „Путешествия“. „Понеже добродетель есть вершина человеческих деяний, то и исполнение ее ни в чем не долженствует быть препинаемо“ (стр. 292). В повести о Филарете Радищев также отзывается о добродетели, как о „вершине всех наших деяний“. Говоря в „Путешествии“ о понуждении к частным добродетелям, он называет „мягкосердие, кротость, соболезнование; и корень их всегда благ“ (стр. 293). Подобный перечень есть и в начале повести о Филарете. Радищев в согласии с Гельвецием признавал неоспоримыми доказательства Крестецкого дворянина о ничтожестве власти родителей над детьми. Согласно этой точке зрения, союз между отцом и сыном может быть основан твердо только на их взаимных чувствах, на взаимном уважении. Естественная, животная связь с годами разрушается. Сознательная любовь сына к отцу будет зависеть от того, что насадил последний в сыновнем сердце, чем заслужил эту любовь. Приняв во внимание это обстоятельство, можно представить себе, как должно было волновать Радищева отношение к нему, ставшему „государственным преступником“, его детей, как мучительно хотелось объясниться с ними, рассказав о себе правду. Но связи с внешним миром у Радищева ие было. Свидания и переписка были запрещены. Единственным чтением служили „священные книги“, присылаемые Шешковским. Терзаясь мыслью об ожидаемой смертной казни, мучимый бессоницей, Радищев страстно желал установить духовную связь с детьми, „сделать их мысли своей присутственными“. Так рождается повесть о Филарете, созданная „напряжением томящегося воображения“ в „бесчувственных стенах“ Петропавловской крепости...

Выбор темы повести навеян Радищеву чтением жития Филарета, входящего в „Минеи-четии“ под датой 1 декабря (702 г. – 1 декабря 792 г.)

Какое именно издание „Миней“ было в руках Радищева – установить затруднительно. Месячная „Минея“, содержащая в себе службы святым и всем праздникам, на каждый день всего года, издавалась в России многократно. Первые издания, включившие в себя декабрь месяц, в первый день которого отмечается память Филарета, относятся к 1619, 1621, 1622 гг., затем идут издания 1644-1646 гг. 1663, 1666 – 1667, 1689 – 1691, 1692 – 1693, 1704 – 1705, 1710 – 1711, 1750 (два – в Москве и Киеве), и наконец 1766 г. – последнее до интересующей нас даты (следующее издание состоялось только в 1799 г., через 9 лет после написания повести о Филарете). Вероятно, Радищев имел экземпляр одного из последних изданий; текст жития каноничен, к тому же он и не связывал Радищева.

В житии рассказывается о богатом и щедром землевладельце Филарете, который жил в малоазиатской области Пафлагонии, в селении Амния. Семью его составляли жена Феозва, сын и две дочери. Филарет был богат, но разорился на подаянии. Он роздал нуждающимся все свое имение, весь скот, отдал даже пшеницу, которую прислал ему друг, узнав о его нищете. На горькие упреки жены Филарет отвечал евангельскими заповедями, продолжал свою благотворительность и оставил у себя только дом, в котором жил с семьею. В то время Амнию посетили „нарочитые мужи“, отыскивавшие по всей стране десять красивейших девушек: греческий царь Константин, к владениям которого принадлежала Пафлагония,

хотел жениться и выбирал невесту. В доме Филарета послы увидела Марию, внучку хозяина, прельстились ее красотою и добродетелью и, вместе со всей семьей, отвезли ко двору. Мария затмила своими достоинствами всех остальных привезенных послами девиц и стала царицей, Филарет сделался царским тестем, но не изменил своего поведения. Он попрежнему покровительствовал нищим и раздавал им все свое имущество. Даже на пир, устроенный для царя, он пригласил нищих и вместе с семьей прислуживал им. Много подвигов благотворения совершил Филарет и прославился чудесами, произошедшими при его кончине.

Таково краткое содержание жития. Как видим, „преложение“ его „на образ нынешних мыслей“, о котором говорит Радищев в письме Шешковскому, носило свободный характер. Связь повести Радищева с житием ограничивается именами Филарета и Феозвы и отнесением действия в греческую область, даже не в Пафлагонию, а в Галатию. Взамен этого Радищев наполнил свою повесть автобиографическим материалом, изложением некоторых философских взглядов, ввел фигуры Феофила, Проба и заново построил сюжет. Он отказался и от ровного повествовательного тона жития, предпочтя эмоционально-приподнятый тон в обращении к своим читателям-детям, пользуясь формой диалога между действующими лицами, их перепиской и т. д. В смысле языка, строения фразы, повесть сохранила типичные особенности литературной речи Радищева.

Мысль использовать канву жития святого для обработки собственной биографии является безусловно смелой, но для Радищева не неожиданной, – ср. „Житие Ф.В. Ушакова“. И в своем „Филарете“ Радищев становится на тот же путь, что в этой брошюре. Он использует форму жития, наполняя ее новым содержанием, на этот раз. почерпнутым из собственной жизни. Повесть о Филарете, несомненно, является автобиографическим произведением. Я. Л. Барсков широко использовал ее материал для построения биографии писателя („Материалы к изучению «Путешествия»“, изд. „Асаdemia“, 1935 г.) и сделал это с достаточной убедительностью. Образ родителей Филарета – „супругов добродетельных, религиозных и гуманных“, связанных горячим взаимным чувством и нежностью к детям, внушавших им лучшие принципы, с любовью описанных Радищевым, выглядит именно таким и по воспоминаниям их внуков, Николая и Павла, детей писателя. Обстановка именья Радищевых Облязова сходна с обстановкой того „греческого селения“, в котором вырос Филарет. Воспоминания Филарета о своем детстве, о болезни в семилетнем возрасте, позволяют Я. Л. Барскову отнести ее к 1755 году, а переезд Радищевых в Москву, считая время, необходимое для лечения вывихнутой ноги А. Н. Радищева, – к 1757 г. Годы учения Филарета в Афинах соответствуют Лейпцигскому периоду жизни Радищева, а речи старца Феофила напоминают рассуждения профессора Платнера, учителя Радищева в Лейпциге. Возможно также соотнести женитьбу Филарета на сестре друга с браком самого Радищева, женившегося на племяннице своего университетского товарища А. К. Рубановского – Анне Васильевне Рубановской. Подобно Филарету, он ездил в Облязово, чтобы испросить согласие родителей и после свадьбы полтора – два года не служил, занятый своим семейным счастьем.

Темы бесед Филарета с Феофилом – о сложности и протяженности тел, о бессмертии души, о первейшей причине и др. – были очень близки самому Радищеву. Он возвращается к этим проблемам в своем трактате „О человеке, его смертности и бессмертии“, начатом в Илимской ссылке в 1792 г., и излагает их в сходных выражениях.