326. «Это случилось в последние годы могучего Рима...».
Автограф неизвестен.
Копия: РГАЛИ. Ф. 276. Оп. 1. № 67а. Л. 5–6 — в тетради стихотворений Лермонтова, полученных Е. П. Ростопчиной от Л. И. Арнольди и затем переданных А. Н. Афанасьеву для публикации в «Библиографических записках».
Печатается по первой публикации, дающей более исправный текст, чем копия РГАЛИ (ср. в копии РГАЛИ — в ст. 3–4 «...у древа / Церкви, красиво юные вновь зеленели побеги...», в ст. 29–30: «При свете / Поздней лампады сидела я раз; как она, на коленях...»). Однако, по всей видимости, источником как публикации, так и копии послужил автограф Лермонтова, впоследствии утраченный.
Датировка затруднена отсутствием как рукописи и фактических свидетельств об истории текста, так и убедительной историко-литературной интерпретации этого лермонтовского замысла. Копия в тетради Ростопчиной, восходящая к Арнольди и представляющая собой список с части собрания лермонтовских автографов, ныне известных как «Тетрадь из Чертковской библиотеки», может лишь косвенно свидетельствовать о датировке — середина 1830-х гг.: наиболее ранние художественные тексты из входящих в тетрадь из Чертковской библиотеки относятся к 1834–1836 гг. («Опять народные витии...», № 323), наиболее поздние — к концу 1839 г. (наброски стихотворения «Памяти А. И. О-го», № 375).
В копии РГАЛИ текст завершался стихом, отсутствовавшим в первой публикации: «Созвали мы стариков и родных для совета; решили...».
Впервые: Вчера и сегодня. 1845. Кн. 1. С. 92–93 (заглавие «Отрывок», без последнего стиха); БЗ. 1859. Т. 2. № 1. Стб. 20 (последний стих).
Источники сюжета, едва намеченного в этом незаконченном стихотворении, не выявлены. Выдвигалось предположение, что аналоги отдельных элементов лермонтовского повествования можно обнаружить в книге А. Н. Муравьева «Первые четыре века христианства» (СПб., 1840), с которой Лермонтов был, по всей вероятности, знаком (см.: Миллер 1998: 58–61). Однако отмеченные параллели не выходят за рамки типологически обусловленных: сюжеты о чудесном исцелении или воскрешении, совершенном святым праведником (отшельником), в историографии раннего христианства являются общим местом; к тому же прямого отношения к намеченному Лермонтовым сюжету они не имеют — о воскрешении Виргинии в тексте говорится лишь как о желательном событии, и такое развитие сюжета в высшей степени гипотетично (подробный вариант такого сюжетного развития предложен в работе: Заславский 1998).
Отмечалось, что данное стихотворение — единственное обращение Лермонтова к гекзаметру (что не совсем точно: в эпиграмме «Се Маккавей-водопийца...» (1837; № 346), содержатся еще несколько гекзаметрических строк). Ю. Г. Оксман связывал стих Лермонтова с «разговорными» гекзаметрами В. А. Жуковского, использованными в переводной повести «Ундина» (прозаический немецкий оригинал принадлежал перу Ф. де ла Мотт Фуке (Friedrich de La Motte-Fouqué, 1777–1843), и даже датировал лермонтовский отрывок 1838 годом, исходя из того факта, что отдельное издание «Ундины» вышло в 1837 г. и тогда же было подарено переводчиком Лермонтову (Оксман 1967: 319; следует отметить, что отрывки из «Ундины» печатались в журналах с 1835 г.). Эту позицию поддержал Э. Э. Найдич, усмотревший формульные и фабульные переклички двух произведений: «Обращает на себя внимание сходство первой строки “Это случилось в последние годы могучего Рима” (у Жуковского: “лет за пятьсот и поболе это случилось”). Действующие лица повести Лермонтова — “старуха простого званья” и ее муж. Они просят праведного старца воскресить внезапно умершую дочь. Это в известной степени перекликается с началом “Ундины”, где старый рыбак и его жена внезапно потеряли любимую дочь и при таинственных обстоятельствах “получили взамен” девочку “чудной прелести” — Ундину» (Лермонтов 1989: II, 625–626). Представляется, что чрезвычайно слабые лексические и фабульные соответствия не могут служить надежным свидетельством генетической связи произведений, а тем более — основанием для датировки одного из них. Что касается сходств в ритмической организации стиха, то кроме общей повествовательности и отказа от архаизации стиля ничего общего в гекзаметрах Жуковского и Лермонтова нет; более того, в «Ундине» регулярность шестистопника строго выдерживается, а в «Отрывке» шестистопные строки иногда разбиваются пятистопными и семистопными (справка В. А. Плунгяна).
Не выдерживает критики и другая попытка датировать стихотворение на основании биографических соображений. О. В. Миллер (1998: 61) предложила отнести создание текста ко времени общения Лермонтова с художником Г. Г. Гагариным (лето — осень 1840). До этого Григорий Гагарин (1810–1893) несколько лет жил в Риме, в частности, в Гротта-Феррато, летней резиденции русского посла, расположенной поблизости от Крипто-Ферратской греко-католической обители, которую основал Нил-Пещерник Калабрийский (ум. в 1005 г.). Рассказы Гагарина о здешних святых пещерах и римских катакомбах должны были, по мнению исследовательницы, послужить импульсом для создания стихотворения. К сожалению, никаких документальных свидетельств о разговорах Гагарина с Лермонтовым до нас не дошло и, тем самым, нет никаких оснований учитывать гипотетические беседы при обсуждении творческой истории данного текста.
Ст. 1–2. Это случилось в последние годы могучего Рима. / Царствовал грозный Тиверий и гнал христиан беспощадно... — Неоднократно отмечались допущенные здесь анахронизмы: во-первых, хотя Христа распяли во времена римского императора Тиберия (Tiberius Julius Caesar Augustus, 14–37 гг. н. э.), последний не был гонителем христианства и христиан; во-вторых, правление Тиберия приходится на период расцвета империи, а не на «последние дни» ее могущества. Если попытаться совместить два условия — гонение на христиан и относительный упадок империи, то время, описываемое в стихотворении, можно, скорее всего, отнести к началу IV в. н. э., то есть к правлению императоров Диоклетиана и Галерия, когда и происходило, по версии историков церкви, «великое гонение» на христиан. Можно осторожно предположить, что Лермонтов заменил имя Галерия (Gaius Galerius Valerius Maximianus, император в 293–311 гг.) на эквиметрическое и гораздо более известное имя второго императора Рима. Не исключено, однако, что хронологическая аберрация содержалась уже в том источнике, откуда была почерпнута историческая канва лермонтовского стихотворения.
Ст. 3–4. Но ежедневно на месте отрубленных ветвей, у древа / Церкви Христовой юные вновь зеленели побеги. — А. М. Гаркави (1959: 294) связывал эту аллегорию с «золотой ветвью» из «Энеиды» Вергилия:
...latet arbore opaca
aureus et foliis et lento vimine ramus,
Iunoni infernae dictus sacer; hunc tegit omnis
lucus et obscuris claudunt convallibus umbrae.
sed non ante datur telluris operta subire
auricomos quam quis decerpserit arbore fetus.
hoc sibi pulchra suum ferri Proserpina munus
instituit. primo avulso non defcit alter
aureus, et simili frondescit virga metallo.
(Aen., VI, 136–144).
...в чаще таится
Ветвь, из золота вся, и листы на ней золотые.
Скрыт златокудрый побег, посвященный дольней Юноне,
В сумраке рощи густой, в тени лощины глубокой.
О не проникнет никто в потаенные недра земные,
Прежде чем с дерева он не сорвет заветную ветку.
Всем велит приносить Прозерпина прекрасная этот
Дар для нее. Вместо сорванной вмиг вырастает другая,
Золотом тем же на ней горят звенящие листья.
(Пер. С. А. Ошерова).
Однако можно предложить и другую отдаленную параллель, более подходящую к раннехристианской теме стихотворения, а именно пассаж из послания Блаженного Августина к Бонифацию против ереси донатистов (Еp. CLXXXV, 32; 417 г.), в котором единство церкви изъяснялось с помощью сложной метафоры великого дерева (magna arbor), его ветвей и побегов — засыхающих и живых (по наблюдениию И. Вайсмана, Августин, в свою очередь, опирался, видимо, на стихи из книги Иова (14. 7–9)). Подробнее см.: Охотин 2015.
В сочинениях Св. Августина этого периода распространенные аллегории Церкви, как дерева, встречаются неоднократно; большинство из этих писаний переводились на европейские языки, цитировались и переиначивались во множестве клерикальных и светских текстов, поэтому непосредственным источником лермонтовской образности мог быть, разумеется, и какой-либо текст-посредник. О знакомстве людей лермонтовского круга с сочинениями Св. Августина свидетельствуют записи в альбоме А. М. Верещагиной (см. примеч. к № 341).
Ст. 5. В тайной пещере... — Ср. у Пушкина: «В пещере тайной в день гоненья / Читал я сладостный Коран» (1825–1826 г., опубл.: 1855).
Ст. 5. ...над Тибром ревущим... — Бурливый, свивающий водовороты Тибр встречается у Вергилия: «Thybris ea fuvium, quam longa est, nocte tumentem / leniit...»; пер. С. А. Ошерова: «Воды Тибр укротил, всю ночь бурлившие грозно» (Aen., VIII, 86–87; ср. также: VII, 30–32; отмечено: Гаркави 1959: 293–294). В «Энеиде» упоминаются и пещеры над Тибром (I, 166–168; VIII, 190–194).
Ст. 13. ...Вот уж два дня и две ночи... — Очевидно, что это указание — ключ к сюжетным ожиданиям: пуант повествования явно запланирован автором на третий день (напрашивается параллель со сроками воскресения Христа, как они отражены в Евангелии и Символе веры).
Ст. 15. ...жжем ароматы на мраморе хладном... — Имеется в виду языческий ритуал сожжения ароматических веществ в жертву богам (то же, что курение фимиама). Ср. у Е. А. Боратынского: «Он ароматы жжет без веры / Богам, чужим душе своей» (Боратынский 2000–2012: III, 250; опубл. 1827).
Ст. 17. Если б знал ты Виргинию нашу... — Используя римское имя со значением «дева», «девственница» Лермонтов (или его источник) отсылает не столько к имени римской героини Ве(и)ргинии, заколотой отцом, чтобы избежать рабства и поругания (около 449 до н. э. — Liv., III, 44–50), сколько к титулатуре Марии Пречистой (Sancta Virgo Virginis — из первой литании Богородице). Также в западной традиции были две святые этого имени (XII и XVII вв.), и соименная им литературная героиня — образец невинности и целомудрия (роман Бернардена де Сен-Пьера «Поль и Вирджиния», 1788).
Ст. 19–21. Дряхлые старцы, любуясь на белые плечи, волнистые кудри, / На темные очи ее — молодели; юноши страстным / Взором ее провожали... — По наблюдению А. М. Гаркави (1959: 293), эти строки находят соответствие в идиллии А. А. Дельвига «Конец золотого века» (опубл. 1829): «Старцы от радости плакали, ею любуясь, покорно / Юноши ждали, кого Амарилла сердцем заметит?» (Дельвиг 1986: 74).
Ст. 21–23. ... напевая простую / Песню, амфору держа над главой, осторожно, тропинкой / К Тибру спускалась она за водою... — Ср. описание грузинки в поэме «Мцыри»: «Держа кувшин над головой, / Грузинка узкою тропой / Сходила к берегу. Порой / Она скользила меж камней, / Смеясь неловкости своей» (Т. 2. С. 434).
Ст. 31. Тихо, усердно и долго молилась... кому?.. неизвестно... — Высказывалось предположение, что ответом на заданный вопрос является анаграмма имени Христа, содержащаяся в первых словах стиха: ТиХо, уСеРдно (Заславский 1998: 45).
Лит.: ЛЭ 1981: 639; Краков 1914: 21–23; Здобнов 1939: 264; Гаркави 1959: 291–295; Заславский 1998: 43–52; Миллер 1998: 58–61; Гаспаров 1999: 188–265.