372. Три пальмы (Восточное сказание).
(«В песчаных степях аравийской земли...»).
Автограф неизвестен.
Печатается по последней прижизненной публикации.
Датируется не позднее начала августа 1839 г. по первой публикации (ценз. разр. 8-му номеру ОЗ — 14 августа 1839 г.; Боград 1985: 55).
Впервые: ОЗ. 1839. Т. 5. № 8. Отд. 3. С. 168–170; вошло в прижизненный сборник стихотворений: Лермонтов 1840: 65–70 (с датировкой: 1839).
При подготовке сборника 1840 г. ст. 13 («И стали три пальмы на Бога роптать») и ст. 18 («Не прав твой, о небо, святой приговор!») вызвали сомнения цензора А. В. Никитенко, представившего их 13 августа 1840 г. на рассмотрение Петербургского цензурного комитета, который «разрешил одобрить их к напечатанию» (см.: Здобнов 1939: 267; РГИА. Ф. 777. Оп. 1. № 1535. Л. 25).
Сюжетные источники баллады до сих пор не установлены. Предложенные до сих пор параллели ограничиваются отдельными мотивами, изолированными формальными перекличками и общим ориентальным колоритом. Чаще всего «Три пальмы» соотносят с IX «Подражанием Корану» Пушкина («И путник усталый на Бога роптал», 1824 — Пушкин 1937–1959: II, 356) — по ориентальной окраске, притчевому характеру повествования, строфической форме и стихотворному размеру. Однако сюжет и семантика лермонтовской баллады далеки от пушкинского стихотворения, даже полемика с Пушкиным тут проблематична. Не слишком убедительна и гипотеза о полемике со стихотворением Д. А. Кропоткина «Пальма» (БдЧ. 1838. Т. 27. Отд. I. С. 12–14), предложенная С. Лейтон (Layton 1994: 788–792): сюжетные и смысловые связи «Трех пальм» с этим «подражанием арабской песне» далеко не очевидны. Столь же отдаленны параллели и с отрывком из поэмы Ю. Словацкого «Араб», напечатанным в прозаическом переводе П. Дубровского в журнале «Московский наблюдатель» (1835. Ч. V. Декабрь. Кн. 1. С. 296; см.: Миллер 1986: 181–183) — и здесь, как в случае со стихотворением Кропоткина, сюжетное сходство ограничивается лишь мотивом гибели пальмы, стоящей над источником (но уже не от грозы, а от руки злодея).
Лермонтов использует в стихотворении строфическую форму, восходящую к «Песни араба над могилою коня» В. А. Жуковского (1810); та же «ориентальная» строфа использована в IX «Подражании Корану» и, с некоторым изменением, в «священной идиллии» С. Е. Раича «Вифлеемские пастыри» (Северная лира на 1827 год. М., 1827. С. 203–204), стилистически зависимой от пушкинских «Подражаний...», но, возможно, оказавшей отдельное влияние на лермонтовскую балладу (см.: Вацуро 1985a: 68–70).
Ст. 2, 7. Три гордые пальмы высоко росли. <...> И многие годы неслышно прошли... — Ср. у Раича: «Высоко ливанское древо взнесло / Роскошное тенью прохладной чело, / И веки безвредно над ним пролетали, / И бурные ветры ветвей не измяли» (Северная лира... С. 203; Вацуро 1985a: 69).
Ст. 44–48. По корням упругим топор застучал... ~ И медленно жгли их до утра огнем. — По мнению В. Э. Вацуро, Лермонтов использует здесь евангельские стихи: «Уже бо и сѣкира при корени древа лежитъ: всяко убо древо, еже не творитъ плода добра, посѣкаемо бываетъ и во огнь вметаемо (Мф. 3, 10; Лк. 3, 9).
Лит.: ЛЭ 1981: 579–581; Шевырев 1841: 532; Орлов 1883: 34–35; Майков 1891: 257–258; Юшков 1893: 55; Сумцов 1900: 162–167; Александров 1913: 97–110; Замотин 1914: 87; Нейман 1914a: 107–109; Гинцбург 1915: 166; Винокур 1927: 81–82; Вельтман 1928: 148–149; Нейштадт 1939: 198; Михайлова 1941: 149–150, 160; Нейман 1941b: 331–332; Благой 1941: 412–413; Эйхенбаум 1941a: 69; Белинский 1953–1959: IV, 534–535; Томашевский 1961: 383–384; Эйхенбаум 1961: 112–113; Кедровский 1964: 128–139; Пейсахович 1964: 455–456; Федоров 1967: 121–122; Одинцов 1969: 94–96; Коровин 1973: 94–96; Удодов 1973: 197–199; Маймин 1975: 132–133; Найдич 1976a: 68–69; Жижина 1978: 41–45; Розенов 1982: 124–129; Холмухамедова 1985; Гаджиев 1986: 172–173; Розанов 1990: 171–175; Винокур 1991: 116; Седов 1992: 110–111; Эткинд 1992: 11–38; Щеблыкин 1993: 91; Балашова 1996: 117–129; Серман 1997: 207–211; Хабибулина 1998: 119–120; Соломонова 2006: 99–121; Потебня 2003: 135–139, 143.