Притек наконец! — вот уж три дня, три ночи в разлуке со мною! Ах, много и дня одного, чтобы состаре́ться в разлуке! Весна по зиме нам приятна, и яблоко слаще орехов; Богатей волною овца перед а́гницей новорожде́нной; И дева милее вдовы, троекратно супруга терявшей; Быстрее, живее тельца своенравная серна в долине; Любезней звучит соловей предо всеми в тенистых дубравах!.. Стократно счастливей я всех, по разлуке тебя лобызая! Как путник, палящему солнцу, спешит под развесисто древо, Спешил, окрыленный, к тебе я во сретенье, друг мой сердечный! Да дышат над нами и в нас благодатные гении дружбы! Да скажут об нас и потомки святое и доброе слово: «Здесь были и жили друзья — на урок и веселье соседей! Сего нарицали: Любим; а другому привет был: Вернейший (То значили подлинно их имена в языке фессалийском); Друг друга любили равно и всегда. Без сомненья, то были Не нашего времени плод; то был плод от веков первобытных, Где сладостно, нежно до смерти любовь лишь любовью питалась!» Да будет и ныне сие, милосердый нам отче Крони́дес!1 Да так, не стареясь в любви, перейдем мы в жилища бессмертных, И некогда — многим векам, преисполнившим светлые круги, — Пришлец от земли сей унылой на мрачные бреги Аида
1 Юпитер.
135
Увидит нас там и воскликнет обнявшимся сладко: «Мир с вами!.. И ныне о двух неразлучных — любезная смертных беседа!..» Но в воле блаженных сил горних исполнить душ наших желанье И в воле отвергнуть его! — Не печалься, о друг мой бесценный! Тебя воспрославлю, тебя возвещу я позднейшим грядущим потомкам, Поведаю чистую правду, пред правдой небес не краснея! Так! если когда, ненарочно, мой друг, хотя тень оскорбленья Я зрел от тебя (да и зрел ли?) — стократной сладчайшею жертвой Тогда же ты всё заменял — и в тени прояснялось веселье!.. О вы, ухищренные веслами править, о чада Мегары, Вам слава и почесть! И вас я приветствую днесь, благодарный! Вы чтили, умели почтить Диокле́са любовь неизменну. Едва низойдет от небес к нам весна на луга златоцветны, Едва облекутся леса в испещренные, светлые ризы, — Почтенье сзывает всех граждан на гроб Диокле́са священный. Там юношей хоры кудрявых, там сонмы девиц черновласых; Над гробом склонившись, растет там пальма златых поцелуев! И кто всех страстнее, любезнее милых красавиц целует, Чьи пламенны вечно уста — все того украшают венцами, Того с похвалою и песнями к дому лик дев провождает, Ко матери, коя сретает драгого улыбкой, слезами! Но много блаженнее всех судия поцелуев сладчайших, Которому право дано лобызать всех, всех чередою!.. Счастливец завидный целует, и судит, и рядит единый! Он молит любимца, служащего богу громов, Ганимеда, Да будут уста у него и приятны, и крепки, и нежны, Так верны, как камень испытный, которым купец чужеземный, Достоинство праведно злата узнавший, дает ему цену.
<1815>
А. Ф. Мерзляков. Стихотворения. Л.: Советский писатель, 1958. (Библиотека поэта. Большая серия. Второе издание.)