‹конец апреля 1926 г.›
Дорогой папочка!
Все это время я не писал ни тебе, ни кому, потому что впал в состояние такого глубокого отдыха, что сравнить его можно разве только со сном. Механически, правда, я работал, но за многие годы это был первый месяц, когда мы с Надей действительно отдохнули, позабыв все — и то, что нужно было забыть, — и то, чего нельзя. Надя далеко еще не выздоровела. У нее прекратились — вот уже недель шесть — боли в кишечнике и явленья этого порядка, вес ее превосходный, самочувствие отличное, силы таковы, что она проходит (иногда) пешком целые версты, но температура держится упорно, обычно 37,3-4, поднимаясь часто до 37,5-6, а изредка и до 38º. Это показывает, что туберкулезный процесс активен (очевидно, в железах), но кишечник ему сопротивляется и легкие (хотя могут быть задеты и бронхиальные железы) здоровы. Надю приходится держать ближайшие годы в исключительно благоприятных и мягких условиях во избежание острых вспышек и резкого ухудшения.
Лето она может провести в Царском, но будущую зиму только на крайнем юге, лучше в Сухуме, чем в Ялте... Через две недели я думаю выехать в Петербург. В денежном отношении до сегодняшнего дня мы свели концы с концами, сейчас я жду денег на последние две-три недели и на отъезд. Уеду я, конечно, один и вышлю Наде из Москвы или из Петербурга на дорогу и на жизнь в Киеве, где она останется дней 10, т. к. по тамошней у родителей обстановке и вообще в центре большого пыльного южного города оставаться нет смысла. Царское куда лучше и мне удобнее. Факт тот, что денег у меня в обрез, т. е. сейчас их нет вовсе, и лишь по возвращении — 10 мая, в Петербурге, спокойный за Надю, не спеша, с перспективой дешевого лета, я смогу все свои усилия на первом плане посвятить тебе. Сейчас уезжать нет смысла: во -первых, это сорвет работу, во-вторых, жалко чудесных дней, которые только что начались... хоть краюшком их захватить после мрачной зимы. Все цветет, небо и море синие, воздух чудо как пахнет и т. д.
Милый папочка, ты ‹вс›е понимаешь и не сердишься. У меня сейчас короткая остановка: оазис, а дальше опять будет трудно. Вернувшись, я сделаю тебе все возможное. Спасибо Жене, что позволил нам продержаться до лета. С мая месяца о тебе забочусь я и Надя. Целую Женю, Татиньку
милую и горячий привет М‹арии› Н‹иколаевне›. Все собираемся ей написать, поблагодарить... Татьке Надя купила громадный пароход с человеческий рост. Куда его прислать?
Пиши мне, папа, пока еще здесь таких друзей, как ты, у меня нет и не было, и твое письмо мне большая, большая радость (немецкий почерк разбираю!). Целую крепко. До свидания,
твой Ося.
Папочка, я не отвечаю тебе «по пунктам», но поверь — каждый оборот твоего письма, каждая фраза мне близка и понятна.
Насчет «воспоминаний» о тебе ты глубоко неправ: я их далеко не исчерпал, не вытряхнул. Мы с тобой связаны крепче, чем ты думаешь!