Наша Софоровна старуха старая, дѣвушка. А я будто вхожу въ кухню и прошу Софоровну молока купить и шеколаду и вижу, на Софоровниной кровати лежитъ старикъ старичекъ такой гаденькій въ кудряшкахъ мужъ Софоровны.
Не пойду я вамъ за шеколадомъ, говоритъ мужъ Софоровны, съ какой стати!
„Ишь, какая гадина, думаю себѣ, никто тебя и не проситъ ходить!“
А Софоровна ужъ топочетъ по лѣстницѣ, несетъ молоко, шеколадъ и... воблу.
Увидалъ я воблу, говорю Софоровнѣ:
Зачѣмъ воблу-то принесли, отнесите ее обратно.
А старичекъ мужъ Софоровны посматриваетъ на меня и нехорошо такъ: лицо у него до зелени блѣдное, кожа студенистая, а на кончикѣ носа красное пятнышко.
И входитъ нашъ старый пріятель литераторъ Ф., для котораго и весь этотъ шеколадъ затѣяли.
Пойдемте говоритъ Ф., на площадь къ Совѣту, весь Петербургъ собирается.
Я и пошелъ. И вотъ будто стоимъ мы съ Ф. на площади у памятника. Памятникъ большой и высокій: высокая площадка со ступеньками, вокругъ ограда и посреди во весь ростъ желѣзный царь, а по бокамъ царя по три желѣзныхъ часовыхъ. И вдругъ вижу, желѣзная фигура царя зашевелилась, и желѣзные часовые зашевелились, и въ ужасѣ я говорю:
Шевелится! Шевелится!
А онъ желѣзный ужъ сдвинулся съ мѣста и идетъ. Онъ желѣзный идетъ къ ступенькамъ, а за нимъ гуськомъ желѣзные часовые.
И я услышалъ, какъ съ разныхъ концовъ переполненной народомъ площади заговорили:
Онъ идетъ!
Онъ ходитъ передъ несчастьемъ!
Несчастье надъ Петербургомъ! Желѣзный царь спустился съ лѣстницы и, когда ступилъ онъ на послѣднюю ступеньку, изъ желѣзнаго сталъ человѣкомъ и такой самый, какъ на Крюгеровскомъ портретѣ, высокій, глаза на выкатѣ, только волосы свѣтлые и кудрями завиваются. И часовые изъ желѣзныхъ стали живыми старыми щетинистыми солдатами.
Царь обратился къ народу;
Господа, сказалъ царь, я хотѣлъ вамъ сказать: сейчасъ въ квартирѣ художника Б. собралось все, что есть талантливаго и культурнаго въ Россіи.
Талантливаго!! Культурнаго?! захохоталъ, издѣваясь, мой спутникъ.
Тише, говорю ему, что вы дѣлаете, вѣдь за это васъ...
И въ это время слышу, какъ кто-то изъ толпы называетъ меня по имени. Бросилъ я моего пріятеля, выбрался изъ толпы и вижу старикъ стоитъ мужъ Софоровны. Онъ еще отвратительнѣе въ сѣрой мягкой рубашкѣ, подпоясанный кожанымъ поясомъ, до зелени блѣдный и студенистый съ краснымъ пятнышкомъ на кончикѣ носа, онъ протягивалъ мнѣ обѣ руки:
Цѣлуй!
И глядя съ отвращеніемъ на его до зелени блѣдныя руки, я подумалъ: „вотъ за то, что я такой гордый, вотъ онъ, гадкій старикъ хочетъ, чтобы я унизился и поцѣловалъ его гадкую руку съ обручальнымъ кольцомъ!“. И стиснувъ зубы, я поцѣловалъ гадкую руку съ обручальнымъ кольцомъ.
А старикъ, словно спохватившись, отдернулъ руки.