Передо мной появилась черная морда, шерстяная, съ бѣлыми длинными зубами, помигала мнѣ и скрылась.
Я въ старомъ домѣ въ Москвѣ въ Толмачевскомъ переулкѣ, въ комнатѣ, гдѣ я родился. Маленькая дѣвочка, развернувъ альбомъ, показываетъ мнѣ сушеные цвѣты и о каждомъ цвѣткѣ спрашиваетъ: узналъ я его или нѣтъ? Я не успѣваю отвѣчать, за меня кто-то отвѣчаетъ.
А вонъ эти цвѣты отъ Ѣуды, ты ихъ узналъ? спрашиваетъ дѣвочка.
А я ужъ не въ комнатѣ, а въ собачьей конуркѣ и кричу благимъ матомъ. Накричался я досыта и опять попалъ въ комнату. На столѣ собранъ обѣдъ. Я присѣлъ къ столу и задремалъ.
И мнѣ ужъ во снѣ приснилось, будто съ цвѣтами въ рукахъ входятъ въ домъ три жандарма.
Тутъ я проснулся во снѣ и сталъ обѣдать. И не успѣлъ куска проглотить, дверь растворилась и вошли три жандарма.
Я сейчасъ васъ во снѣ видѣлъ, говорю я жандармамъ, а куда же вы цвѣты дѣвали?
Собака съѣла, отвѣчаютъ жандармы, по-собачьи облизываясь.
Какой-то въ штатскомъ горбатый, Богъ вѣсть, откуда явившійся, усаживается противъ меня. Онъ мнѣ очень не нравится. Я даже хотѣлъ его ударить, но почему-то раздумалъ.
Горбатый, подвязавъ себѣ салфетку, говоритъ, не сводя съ меня глазъ:
Вашъ обвинительный пунктъ: вы, переправляясь черезъ рѣку, объясняли естественное происхожденіе родителей.
Я слушаю и недоумѣваю:
Я ничего подобнаго не объяснялъ.
Кто-нибудь подслушалъ: взялъ да и записалъ ваши мысли, тянетъ свое горбатый и катаетъ катушекъ изъ чернаго хлѣба.
Ничего подобнаго! отмахиваюсь я обѣими руками и, слыша, какъ наяву старая нянька Иринья мететъ пылъ въ сосѣдней комнатѣ и прибираетъ, думаю:
„Что же это такое: сонъ это, или дѣйствительно сидитъ передо мной горбатый и обвиняетъ меня, Богъ знаетъ, въ чемъ?"
А я съ вами давно хотѣлъ познакомиться, говоритъ мнѣ извѣстный русскій писатель, умершій совсѣмъ недавно, котораго я нагналъ шедшаго по безлюдной улицѣ съ какимъ-то мальчикомъ.
Гдѣ же вы теперь живете? спрашиваю я писателя и низко кланяюсь ему.
Въ Москвѣ, отвѣчаетъ писатель, въ домѣ Грузинской церкви на Воронцовомъ полѣ: церковь на горѣ, а мой домъ подъ горой въ репейникѣ, такое пустое мѣсто есть.
Я хотѣлъ спросить его, пишетъ ли онъ, и о чемъ пишетъ, но его ужъ не стало, да и я очутился въ пустой церкви, посреди которой вповалку лежали прямо на каменныхъ плитахъ покойники.
Я сталъ вглядываться въ лица покойниковъ и скоро замѣтилъ, что одинъ изъ нихъ, хотя уже совсѣмъ такой покойникъ настоящій, а шевелится. И вдругъ покойникъ поднялся и сталъ въ царскихъ вратахъ.
И мы смотрѣли другъ на друга. Онъ былъ голый, ноги дегтемъ измазаны, а по облику вылитый Сомовскій рисунокъ къ книгѣ приключеній Эме Лебефа.
А старая наша нянька Иринья ужъ наяву все мететъ полъ и прибираетъ. И котенокъ Дымка любимецъ мой трется у меня на плечѣ и мурлычетъ.