Попалъ я въ кружокъ голыхъ: такъ всѣ безъ всего и ходятъ.

„Не очень-то ловко этимъ несчастнымъ,“ — подумалъ я, глядя на всѣ эти тощія, толстыя, желвастыя, костлявыя, безобразныя фигуры.

— Вотъ было бы неловко, если бы мы вдругъ да одѣлись, — сказалъ мнѣ одинъ голый, видимо, подслушавшій мою мысль.

— А развѣ такъ зазорно въ платьѣ?

— Зазорно не зазорно...

— Какіе вы всѣ уроды — перебилъ я.

— А уроды, такъ и убирайся отсюда, пока цѣлъ, — осердился на меня другой голый.

— А какой самый большой грѣхъ? — спросилъ я у голаго.

— Огонь погасить считалось большимъ грѣхомъ. Только мы въ этомъ неповинны, голышомъ въ пожарную команду не примутъ.

— Я тоже не хочу въ пожарные, — согласился я и, отойдя въ сторонку, снялъ сапоги.