VI
ПОРТРЕТЫ
В Народном Доме висят два больших портрета, красками написаны — работа художника «ради существования».
Эти портреты, как я ни слеп, а сразу увидел, слоняясь по залу в ожидании собрания. Мне-то ничего с Васильевского острова, а другим с дальних концов на Петербургскую сторону, никогда вовремя не поспевают. Вот я и слонялся, глазея.
Какой-то из театральных рабочих проходил мимо.
— Кто это? — спрашиваю, показывая на портреты.
— Марья Федоровна и Петр Петрович! — скороговоркой ответил и так посмотрел на меня: откуда, мол, такой взялся «несознательный».
— Как Марья Федоровна и Петр Петрович! что вы говорите?
Понимаю: Марья Федоровна — заведующая ПТО, Петр Петрович — управдел, но все-таки —
— Скажите, чьи это портреты? — остановил я заведующего Народным Домом.
— Роза Люксембург и Карл Либкнехт, — отрывисто сказал он и посмотрел на меня: ну, мол, и чудак нашелся.
— Я очень плохо вижу, — поправился я.
И подумал: «а что ж, тот-то мне — или нарочно?»
И вспомнил, как мой ученик из «Красноармейского университета» самый способный — «политрук» — после моего чтения о Гоголе признался, что и он и его товарищи были убеждены, — что Гоголь еще жив и служит в ПТО — «член коллегии».
«Нет, конечно, не нарочно; и почему начальству не висеть на самом видном месте, так всегда было!»
Тут подошли запоздавшие и началось собрание.
А я продолжал думать о своем — о портретах:
Роза Люксембург и Карл Либкнехт!
— — —
Рассказывал мне один — за продовольствием ездит. (Теперь этим кто не занимается!) И точно не помню, но где-то по соседству в нашей же Северной Коммуне, когда дошла весть о убийстве Розы Люксембург и Карла Либкнехта, в местной «Правде», по примеру петербургской, было написано все о тех же головах: «за нашу одну голову сто ваших голов!» Стали справляться по анкетным листкам и вышло, что никто не подходит: какие были буржуи — торговцы, лавочники, доверенные давным-давно или разбежались, или были использованы, как ответчики, за другие контр-революционные выступления в Москве и в Петербурге. Но надо же как-нибудь: так — никого — невозможно! И пришлось отобрать из «нетрудового элемента»: взяли пятерых учителей, больше некого.
И я себе представил, как эти несчастные готовились к смерти.
Ни судьи, кто их обрек на смерть, ни сами они, обреченные, ничего не знали — в первый раз слышат:
Роза Люксембург и Карл Либкнехт!
«нетрудовой элемент» — это еще куда ни шло: «трудящийся» — это тот, который руками делает, а они действительно только учили грамоте и руки тут совсем не причем;
но Роза Люксембург и Карл Либкнехт —
если бы Маркс-Энгельс! — все-таки что-то слышали, а про этих ничего. «Нет, не согласны!» Умирать, не зная за что, — умирать, чувствуя себя дурак дураком —
— — —
Я не знаю, может, мне нарочно рассказал этот «мешочник», но все это так вероятно и так возможно —
как вот Марья Федоровна и Петр Петрович на портретах, как вот Гоголь — член коллегии ПТО.
Только Роза Люксембург и Карл Либкнехт, пожалуй, не поверят —
«Чтоб избежать холеры муки,
Мой чаще хорошенько руки».