Мелюзина Брунцвик
ИСТОРИЯ ПОВЕСТИ
Аромат цветов, дыхание земли, и свежесть моря — день жизни. Черный воздух, горечь звезд — ночь.
Звери днюют ночь и тем, не зверь и не́люди, простор ночь.
Темный мир ночи человеку ясен в сновидении — как все непохоже на белый день! — и жизнь зверей и духов, не зверь и не́-люди, раскрывается закрытым глазам под колдующим покровом сна.
Сказку сказывает ночь, а сказочное дня из ночи.
* * *
Духи скрыты от этих глаз, зримы в образе живого дня: оборотень: как человек, как зверь, как растение, как вещь. Непохожие. Оборотнями входят духи в жизнь человека. Они окрашивают радужный цвет жизни своим горьким — цвет тревоги.
Природа звучит разнообразно, приглушить ее горечь и все сольется в голос — вертящаяся радуга — серый цвет.
С горечью — цвет ночи — идет в мире жуть.
Ночное — странное, неустойчиво и без навыка, как неожиданное, беспокойно.
Оборотень чуется встревожьем, а встреча — звери шарахаются, человек теряется.
* * *
Моим глазам в природе жизни — вижу: человек, зверь, растение, духи. А есть и еще: человек — человеко-зверь, человек — человеко-дух.
О человеке-звере в сказках.
Пиши биографии великих завоевателей, царей, «людоедов человечества» не литераторы, не историк клоп, а ученый зоолог, не надо было бы и заглядывать в сказки.
Растительное — человеко-дерево у всех на глазах, потому и не замечается.
О человеке-духе легенды.
Духи вне судьбы живого видимого мира, не родятся и не умирают— «им в грядущем нет желанья, им прошедшего не жаль» — игра в непостижимую игру. Но у каких-то духов, близких к человеку, неутоленное желание очеловечиться — русская кикимора.
Кельтские феи — человеко-духи, родятся, но смертный час для них заказан.
И жажда очеловечиться — умереть, как и у духов нерожденных, близких к кругу человека.
Переменить свою природу! — такое в каждом духе, обреченном без срока носиться над землей, а в ближайших к человеку, как и в человеке-духе, это желание переходит в страсть. Земля своей забыдущей землей, беспокойному сулит отдых.
Стать не самим собой! — под таким знаком проходит все живое на земле и над землей: смертному бессмертие, а бессмертному завидный человеческий конец.
Жан Дарас (Jehan d’Aras), задумав семейную хронику графов Лузиньян, взял в основу кельтскую легенду о фее Мелюзине. В хронике рассказ о родоначальнике Лузиньян — Зубатом Жоффруа (а grand dent), его отце потерянном Раймонде и его матери Есташ Шабо (Eustache Chabot) — Мелюзине.
Жан Дарас написал хронику по-латыни 1387—1393 г. Туринг фон Рингельтинген, Аугсбург в 1456 перевел на немецкий.
Первое издание Мелюзины немецкое в 1474, а по-французски 1478.
Повесть полюбилась и в 1489 ее читают по-испански; в 1491 — по-фламандски. В XVI веке о Мелюзине забыли и только с конца XVII зазвучал ее голос: в 1667 — по-датски, в 1760 — по-шведски и по-чешски.
Русская Мелюзина «прелог» с польского в 1677 году. Польский переводчик Мартын Сенник, русский — посольского приказу Иван Руданский.
Царевна Наталья Алексеевна, ученица Симеона Полоцкого, сочинила театр о Мелюзине.
Не касаюсь семейной хроники Лузиньян, военных подвигов детей Есташ Шабо, буду сказывать хоровой сказ о судьбе разлучной и разлученной — о опечаленной фее Мелюзине.