16.
ЖЕЛЕЗНЫЙ ЦАРЬ
Наша Софоровна старуха старая, девушка. А я будто вхожу в кухню и прошу Софоровну молока купить и шоколаду и вижу, на Софоровниной кровати лежит старик — старичок такой гаденький в кудряшках — муж Софоровны
— Не пойду я вам за шоколадом, — говорит муж Софоровны, — с какой стати!
«Ишь, какая гадина, думаю себе, никто тебя и не просит ходить!»
А Софоровна уж топочет по лестнице, несет молоко, шоколад и... воблу.
Увидал я воблу, говорю Софоровне:
— Зачем воблу-то принесли, отнесите ее обратно.
А старичок — муж Софоровны посматривает на меня и нехорошо так: лицо у него до зелени бледное, кожа студенистая, а на кончике носа красное пятнышко.
И входит наш старый приятель литератор Ф., для которого и весь этот шоколад затеяли.
— Пойдемте, — говорить Ф., — на площадь к Совету, весь Петербург собирается.
Я и пошел. И вот будто стоим мы с Ф. на площади у памятника. Памятник большой и высокий: высокая площадка со ступеньками, вокруг ограда и посреди во весь рост железный царь, а по бокам царя по три железных часовых. И вдруг вижу, железная фигура царя зашевелилась, и железные часовые зашевелились, и в ужасе я говорю:
— Шевелится! Шевелится!
А он железный уж сдвинулся с места и идет. Он железный идет к ступенькам, а за ним гуськом железные часовые.
И я услышал, как с разных концов переполненной народом площади заговорили:
— Он идет!
— Он ходит перед несчастьем!
— Несчастье над Петербургом.
Железный царь спустился с лестницы и, когда ступил он на последнюю ступеньку, из железного стал человеком и такой самый, как на Крюгеровском портрете, высокий, глаза навыкате, только волосы светлые и кудрями завиваются. И часовые из железных стали живыми — старыми щетинистыми солдатами.
Царь обратился к народу:
— Господа, — сказал царь, — я хотел вам сказать: сейчас в квартире художника Б. собралось все, что есть талантливого и культурного в России.
— Талантливого!! Культурного?! — захохотал, издеваясь, мой спутник.
— Тише, — говорю ему, — что вы делаете, ведь за это вас...
И в это время слышу, как кто-то из толпы называет меня по имени. Бросил я моего приятеля, выбрался из толпы и вижу старик стоит — муж Софоровны. Он еще отвратительнее в серой мягкой рубашке, подпоясанный кожаным поясом, до зелени бледный и студенистый с красным пятнышком на кончике носа, он протягивал мне обе руки:
— Целуй!
И глядя с отвращением на его до зелени бледные руки, я подумал: «вот за то, что я такой гордый, вот он, гадкий старик хочет, чтобы я унизился и поцеловал его гадкую руку с обручальным кольцом!» И стиснув зубы, я поцеловал гадкую руку с обручальным кольцом.
А старик, словно спохватившись, отдернул руки.