МОИ СНЫ. ЛИТЕРАТУРНЫЕ
СОЛОГУБ
Я не дома, не в Петербурге, живем мы на Океане — такой остров есть на Океане Noirmoutier — и не один, с нами Сологуб. Всякий день мы купаемся в море: сперва Сологуб выкупается, потом я влезу.
Madame Croque-mitaine (по-русски Буроба), ну вылитая наша Карасьевна, только что и есть отличие, что ни устриц, ни мулей и никаких креветок ни глазом не видала, ни в рот не брала, рассказывает:
— Я после этого monsieur выловила маленьких чертенят, а после вас крупного — такового вот!
Карасьевна растопырила руки — какого такого она выловила!
* * *
«Помер Сологуб»!
И мы пошли к нему на Васильевский остров.
Сологуб лежит под Блоком — квартира Блока наверху, а Сологуба внизу — зашли сначала к Блоку. И вместе к Сологубу.
Сологуб лежит на письменном столе — лицо закрыто платком.
А А. Н. стоит возле: она в коротком красном платье:
— Я за этот день стала такая, как он!
И когда она так сказала, вижу, идет Сологуб — такой самый настоящий Федор Кузьмич, только моложе, чуть с проседью. Он подошел к А. Н., что-то сказал ей тихо и исчез.
Много набралось всякого народу, только нет Вячеслава Иванова.
И я подумал:
«Вот Сологуб теперь увидится и с Блоком и с Брюсовым и с Гершензоном!»
И взялся за яблоко: очистил кожу и только что закусил, вижу, внутри-то еще яблоко — еще кожа! Бросил — в самом деле, нехорошо есть яблоко, когда на столе покойник!
Было ли напечатано в газетах о смерти Сологуба?
— Да, — говорят, — было: на луне, в лунной.
И опять я подумал:
«Почему же Вячеслава Иванова нет?»
И в это время с разных концов донеслось до меня — говорили вполголоса:
— У него лицо перед смертью очень исказилось.
— Потому и закрыто платком.
И каждый стал друг за дружку прятаться — и я остался один стоять впереди.
«Как во сне!» — подумал я, — и хочу и не могу отойти в сторону. И опять задвигались: нагибаясь — дверь очень низкая — вошел митрополит и с ним архиереи — но они были не в клобуках и не в митрах, а в высоких лиловых камилавках.