НИКОЛАЙ НЕДОБРОВО
1882—1919
Имя поэта, драматурга, критика Николая Владимировича Недоброво связано с Ахматовой: поэтесса считала, что во многом была создана им и его статьей о ней в «Русской мысли» (1915, № 7). Ровесник младосимволистов, учившийся в Петербургском университете одновременно с Блоком (они общались до середины 1910-х годов), Недоброво оставался вне направлений; он посещал «Академию стиха» Вяч. Иванова, печатался в «Гиперборее» и «Аполлоне» и организовал противостоявшее акмеистам «Общество поэтов». Тяготел к культуре XIX в., к пушкинской строгости формы. «Язвительно вежливый петербуржец, говорун поздних символистских салонов, непроницаемый, как молодой чиновник, хранящий государственную тайну, Недоброво появлялся всюду читать Тютчева, как бы представительствовать за него», — вспоминал Мандельштам (он бывал в литературном салоне Недоброво в Царском Селе вместе с Вяч. Ивановым, Ахматовой, тогдашним адресатом ее любовной лирики художником Б. В. Анрепом и др.).
Свои стихи Недоброво печатал редко, не издал ни одного сборника. Длительно писавшаяся трагедия «Юдифь» не увидела сцены и не была напечатана при жизни автора. В 1914 г. в «Русской мысли» появилась его повесть «Душа в маске». Вскоре, заболев туберкулезом, Недоброво отошел от литературы и покинул Петербург, умер в Ялте.
* * *
С тобой в разлуке, от твоих стихов*
Я не могу душою оторваться.
Как мочь? В них пеньем не твоих ли слов
С тобой в разлуке можно упиваться?
Но лучше б мне и не слыхать о них!
Твоей душою словно птицей бьется
В моей груди у сердца каждый стих,
И голос твой у горла, ластясь, вьется.
Беспечной откровенности со мной
И близости — какое наважденье!
Но бреда этого вбирая зной,
Перекипает в ревность наслажденье.
Как ты звучишь в ответ на все сердца!
Ты душами, раскрывши губы, дышишь,
Ты, в приближеньи каждого лица,
В своей крови свирелей пенье слышишь!
* Стихотворение посвящено Ахматовой.
И скольких жизней голосом твоим
Искуплено ничтожество и мука...
Теперь ты знаешь, чем я так томим? —
Ты, для меня не спевшая ни звука.
1916
* * *
Ты помнишь камыш над гладью моря?
Там вечер розовый лег над нами...
Мы любовались, тихонько споря,
Как эти краски сказать словами.
У камней море подвижно, сине;
Вдаль розовей, и нет с небом границы,
И золотятся в одной равнине
И паруса, и туч вереницы.
Мы и любуясь, слов не сыскали.
Теперь подавно. Но не равно ли? —
Когда вся нежность розовой дали
Теперь воскресла в блаженной боли.
<1916>
ДЕМЕРДЖИ
Не бойся, подойди, дай руку, стань у края.
Как сдавливает грудь от чувства высоты,
Как этих острых скал причудливы черты!
Их розоватые уступы облетая,
Вон глубоко внизу орлов кружится стая.
Какая мощь и дичь под дымкой красоты!
И тишина кругом, но в ветре слышишь ты
Обрывки смятые то скрипа арб, то лая?
А дальше, складками, долины и леса
Дрожат, подернуты струеньем зыбким зноя,
И море кажется исполненным покоя:
Синеет, ровное, блестит — что небеса...
Но глянь: по берегу белеет полоса;
То пена грозного, неслышного прибоя.
<1916>