ПИМЕН КАРПОВ

1887?—1963

Пимен Иванович Карпов — из безземельных крестьян Курской губернии; с детства испытал крайнюю нищету, батрачил, работал на отхожих промыслах, но не терял связи с деревней. Грамоте выучился сам. «Книг, разумеется, негде было достать. Как голодный ищет кусок хлеба, так я искал какую-нибудь газетенку, какой-либо журналишко... Грянула русско-японская война. В деревню начали проникать газеты. А заодно и подпольные листовки. И теми и другими я с жадностью зачитывался». За связь с подпольщиками, распространение листовок Карпов в 1905 г. попал в тюрьму, по дороге на суд бежал. Ушел в Москву с желанием учиться, но попал на Хитровку, на товарняке добрался до Петербурга. Еще в деревне в ответ на стихи, посланные в «Журнал для всех», получил благожелательный отзыв, где отмечалось его «врожденное чувство русского языка». Но выступил как поэт лишь в 1908 г.; первый сборник — «Знойная лилия» (СПб., 1911). Характерным для себя Карпов считал «формальное влияние символизма» — раннего Брюсова, Сологуба, а также «невытравленные... народнические взгляды». В теме России, «русского ковчега» и в особенностях словотворчества («заездь», «цветозвон», «весеннсинь») был близок Клюеву, Есенину. Блок, защищая деревенскую прозу Карпова 1910-х годов от упреков в натурализме, видел в ней «не беллетристику... а человеческий документ»; поэт находил у Карпова «смесь превосходных русских слов и метких оборотов с яростной декадентщиной третьего сорта, смесь дрянной стилизации с верными и глубокими наблюдениями».

Изд.: Карпов П. Пламень. Роман. Русский ковчег. Книга стихотворений. Из глубины. Отрывки воспоминаний. М., 1991.

ЧЕРНЫЙ ЗНАК

Звездою темною пророка
В подземной копотной избе
Я рос, покорный гнету рока
И жуткой пахаря судьбе.

Предела не было порывам,
Любви неисчерпаем путь!
Я тщетно верил дням счастливым,
От мук не в силах отдохнуть...

Я знал: любви не возвратиться
И радости в глухом краю;
И с песней жаль было проститься
Душе, поломанной в бою...

625

И плачут славившие прежде
В моей груди колокола,
Что облетели все надежды,
Что прахом молодость прошла!..

Пророчествам и грозам внемля,
Я только песнями живу, —
Рву над главою звезд траву,
А под ногой целую землю...

* * *

Колдуют розы лунным светом,
В цвету росистые сады,
Поверю ль чарам и приметам
Моей таинственной звезды?

Всё, что мое — необычайно,
Всё, что загадочно — мое:
И заколдованная тайна,
И всей вселенной бытие.

В лесу шумящем свежим шумом
Поэт и бог мне — каждый лист.
Березам-песням, ивам-думам
Молитвы шлю я, сердцем чист.

Туманы пламенным рассветом
Плывут над зеркалом воды...
Поверю ль чарам и приметам
Моей таинственной звезды?..

1911

* * *

Рюрику Ивневу

Буйнозвездную и грозовую
Я люблю мою сирую землю...

Всё: и пытку ее огневую,
И печальную радость приемлю.

Ей и песни, и благословенья,
И проклятья мои, и молитвы —
Отдаю я в слепом исступленьи
За огонь ее, бури и битвы.

626

Отдаю ей последние силы...
За сохою ей — пот мой кровавый,
Буду страстным певцом до могилы
Торжества ее, мудрости, славы.

Знаю, что обагрю своей кровью
Темноликую мою землю;
Но за это-то с лютой любовью
Я целую ее и приемлю!

<1917>

627

Воспроизводится по изданию: Русская поэзия «серебряного века». 1890–1917. Антология. Москва: «Наука», 1993.
© Электронная публикация — РВБ, 2017–2024. Версия 2.1 от 29 апреля 2019 г.