ПЕТР ОРЕШИН
1887—1938
Петр Васильевич Орешин родился в Саратове в семье приказчика из крестьян. Окончил три класса четырехклассного городского училища, подолгу жил в деревне, в поисках заработка скитался по Поволжью. Впервые стал печататься в 1911 г. в Саратове. С 1913 г. обосновался в Петербурге, выступил в «Заветах» и «Вестнике Европы». С 1914 по март 1917 г. служил в армии. В ранних стихах Орешина, наряду с лирикой природы, звучат темы бедности и богатства («Рассвет», «Невеста», «Думка»), скудного крестьянского житья, отражены бунтарские настроения предоктябрьской деревни («Ждут», «Набат»); на фронте им было написано сильное антивоенное стихотворение «Отчего не рыдают камни... когда нас расстреливают?». На первую книгу стихов Орешина «Зарево» (Пг., 1918) сочувственно откликнулся Есенин, отметив близкий ему образный строй. Для стихов Орешина характерны живые черты деревенского быта, фольклорно-сказочные мотивы.
Самый революционный из новокрестьянских поэтов, Орешин легко нашел место в новой действительности, активно сотрудничал в периодике, издал не один десяток книг стихов и прозы. В 1938 г. был незаконно репрессирован: расстрелян в тюрьме.
Изд.: Орешин П. Стихотворения и поэмы. М., 1958.
ЗОЛОТАЯ СОХА
Плохо жнется, плохо косится,
И лежат ряды неровные.
Знать бы, скоро ли износятся
На душе обиды кровные?
Тяжко в пору нам покосную,
Весь до косточки сломаешься.
Ах, зачем ты, жизнь несносная,
К нам как мачеха ласкаешься!
Темен лес, темнее — хижины,
Злой тоской-соломой крытые.
Не судьбой ли мы обижены,
В чистом поле позабытые?
Есть у нас тропинка алая,
Путь-дороженька заветная.
Есть головушка удалая,
Сила-удаль несусветная.
Мы поспорим с злыми чарами,
С колдовством, судьбой и холодом.
Будут нищие боярами,
Медный грош — червонным золотом.
Обрастет густыми травами
Вековечная кручинушка.
И пойдет гулять заставами
С золотой сохой детинушка.
1913
ВЕЧЕР
Спят петухи под соломенной вышкою,
Некому склюнуть с дороги зерно.
В поле закашлялся странник одышкою,
К избам спустился, постукал в окно.
Вечер прокапал соседнюю рощицу.
Замер собачий за избами вой.
Только одна золотая полощется
Зорька над черной вдали полосой.
Вышла к крыльцу молодуха с подойником.
Сели за ужин: пирог с молоком.
Месяц в степи растянулся покойником,
Светит в тумане серебряным лбом.
К лесу придвинулась сутемень синяя,
Чмокает ветер губами дорог.
Грусть — как в степи позолота осенняя,
Радость — веселый в окне огонек.
1917
ДУЛЕЙКА
В камышах шишикает шишига:
— Не купайся, сгинешь за копейку!
Дал шишиге хлеба я ковригу,
А шишига мне дала дулейку.
На дулейке только заиграю, —
Все поля, вздохнув, заколосятся.
Потемнеет нива золотая,
Зашуршит, и сны ей тут приснятся.
Позабудут странники убоги
Долгий путь к угоднику Миколе.
Соберутся, сядут при дороге
Во широком златозвонном поле.
Я возьму чудесную дулейку,
Заиграю звонким переливом.
— Ой, ходила туча-лиходейка
По родным невыхоженным нивам.
Ой, гуляли буйные ватаги,
Русь ковали в тяжкие оковы.
Русь вязали пьяные от браги
По полям опричники царевы!
Ой, томились пойманные птахи
По родному радостному краю.
Отрубали голову на плахе
Всенародно парню-краснобаю!
Ой, взгляните, люди, за покосы:
Не столбы ли виселицы видно?
Ой, не волк ли пил господни росы,
Не седой ли плакался ехидно?
Зашумело вызревшее просо,
Распахнула зорюшка шубейку.
Положивши голову на посох,
Хвалят слезно странники дулейку.
В камышах шишикает шишига:
— Не купайся, сгинешь за копейку!
Дал шишиге хлеба я ковригу,
А шишига мне за то — дулейку.
1917