1. А.И. Солженицын
2. Собр. соч. в 30 тт.
3. Т. 1
4. Комментарии

Захар-Калита́

В основу рассказа легли впечатления от велосипедной поездки в первой половине августа 1963 г. по маршруту Рязань — Михайлов — Ясная Поляна — Епифань — Куликово поле — река Ранова — Рязань. Рассказ написан в Рязани в ноябре 1965 г. В сплотке, с рассказами «Правая кисть», «Как жаль» и «Живое существо», был предложен «Огоньку», «Литературной России» и «Москве». После того как в «Огоньке» отвели «Правую кисть» и «Как жаль», в «Литературной России» согласились только на «Захара-Калиту», а в «Москве» замолчали на несколько дней, рассказ был передан в «Новый мир». Владимир Лакшин загорелся отдать его в «Известия», а Александр Дементьев — в «Правду». В «Правде» отказали, едва прочитав. В «Известиях» даже был набор, но и только. Напечатан в «Новом мире» (1966. № 1. С. 69—76). Тираж 150000 экз.

Среди благодарных откликов на публикацию было письмо от дирекции и военно-исторической секции Дома учёных АН СССР (Ленинград):

«Написанный с болью в сердце, этот рассказ содействует мобилизации широкого общественного мнения для неотложных мер по восстановлению памятников славы на Куликовом поле.

Мы обратились к министру культуры Фурцевой с предложением объявить Куликово поле государственным заповедником союзного значения и выполнить работы по восстановлению памятников, связанных с Куликовской битвой»^*.

«Нечего и говорить, — ответил А. С., — что я всей душой под держиваю Ваши предложения, продуманные и широкие, достойные самого замечательного места в военной истории России»sup>**.

Государственный военно-исторический и природный заповедник «Куликово поле» создан только в октябре 1996 г.

В апреле 1966 г. в письме к автору И.Сибгатулин из Казани обвинил его в том, что рассказ «Захар-Калита», как и «Один день Ивана Денисовича», «красной нитью пронизывает идея неприязни вообще к татарам». А. С. обстоятельно возразил: «Из того, что в “Иване Денисовиче” одним из отрицательных типов надзирателей выведен татарин, Вы не имеете никакого основания заключать, что автор будто неприязнен к татарам. Стоял у меня перед глазами один конкретный татарин-надзиратель, с которым у меня было несколько столкновений, и я вывел его в повести, но это ровным счётом ничуть не свидетельствует о моей “неприязни” к татарам. Автор просто не может писать иначе, чем видели его глаза.

Теперь о “Захаре-Калите”. Здесь речь идёт о множестве, о сотне тысяч татар сразу, терзавших Русь двести пятьдесят лет подряд. Даже

современный автор, окунаясь в ту историю и пытаясь воссоздать ту тональность, не может не отразить в своём языке и в своих образах эмоционального накала той битвы и понимания, которое было у русских людей тогда.

Ведь всеми признано сейчас, что весь немецкий народ несёт моральную ответственность за то, что допустил у себя гитлеризм. И по-моему, полезно всякому народу, вспоминая мрачные периоды своей истории, не гордиться ими. Когда русские войска давили польское восстание 1863 года, Герцен писал: “Стыдно быть русским!” Сочувствие писателя всегда должно быть на стороне угнетённых и притесняемых, и Толстой сочувствовал горцам Кавказа, а не писал, что покорение Кавказа “прогрессивно”.

Как мне заверить Вас, что я чужд всякой национальной ограниченности и всегда на стороне тех, кому плохо? что я искренне сочувствую тому невесёлому положению, в которое татары попали после XVI столетия? что я от души желаю всякому народу нестеснённого развития?»^*

С. 248. ...о Поле Куликовом. — Куликово поле (между Доном и Непрядвой) — место битвы 8 сентября 1380 г. русского войска во главе с великим князем московским и владимирским Дмитрием Ивановичем и монголо-татарского войска под началом темника Мамая.

...битва эта по Четырнадцатому веку досталась русскому телу и русскому духу дороже, чем Бородино по Девятнадцатому. Таких битв не на одних нас, а на всю Европу в полтысячи лет выпадала одна. Эта битва была не княжеств, не государственных армий — битва материков. — «Летописцы говорят, что такой битвы, как Куликовская, ещё не бывало прежде на Руси; от подобных битв давно уже отвыкла Европа. Побоища подобного рода происходили и в западной её половине в начале так называемых средних веков, во время великого переселения народов, во время страшных столкновений между европейскими и азиатскими ополчениями: таково было побоище Каталонское, где полководец римский спас Западную Европу от гуннов; таково было побоище Турское, где вождь франкский спас Западную Европу от аравитян. Западная Европа была спасена от азиятцев, но восточная её половина надолго ещё осталась открытою для их нашествий...» Куликовская победа «была знаком торжества Европы над Азиею; она имеет в истории Восточной Европы точно такое же значение, какое победы Каталонская и Турская имеют в истории Европы Западной, и носит одинакий с ними характер, характер страшного, кровавого побоища, отчаянного столкновения Европы с Азиею, долженствовавшего решить великий в истории человечества вопрос — которой из этих частей света восторжествовать над другою?»^**

На Каталаунских полях (на северо-востоке современной Франции, к западу от г. Труа) в июне 451 г. войска Западной Римской империи в союзе с франками, вестготами, бургундами, аланами идр. под предводительством Флавия Аэция разгромили гуннов и их союзников во главе с Аттилой, что привело к распаду гуннского государственного объединения.

К югу от г. Тура (на западе современной Франции) в октябре 732 г. франки под командованием Карла Мартелла победили арабов под предводительством Абдеррахмана ибн Абдиллаха, положив конец дальнейшему продвижению арабов в Европе.

Задолго, с высоты, мы увидели на другой обширной высоте как будто иглу в небо. <...> рядом с ней привиделась нам как будто церковь, но странная, постройки невиданной... —На Красном холме Куликова поля в 1850 г. был установлен обелиск по проекту архитектора А. П. Брюллова. В 1917 г. закончено строительство храма Сергия Радонежского (архитектор А. В. Щусев). «Изучение старинных планов Куликова поля показывает, что в древности оно в доступном для полков виде достигало в ширину не более 2,5—3 км при длине (между пригодными для наблюдения возвышенностями) около 4 км. <... > В литературе пространство Куликова поля, предназначенное для размещения полков, обычно преувеличивается в 2—3 раза»^*.

Да не Кулико́во, а Кули́ково. Подле поля-то деревня Кули́ковка, — а Кулико́вка вона, на Дону, в другу сторону. — Местное произношение внятно слышится в «Задонщине», написанной вскоре после Куликовской битвы, ещё при жизни Дмитрия Донского (то есть до 1389 г.). Например: «Не тури возрыкали у Дону великаго на полѣ Куликове»^**.

С. 249. Нам без помех думалось о тех русоволосых ратниках, о девяти из каждого пришедшего десятка, которые вот тут, на сажень под теперешним наносом, легли и ддкости растворились в земле, чтоб только Русь встряхнулась от басурманов. — Именно это соотношение выживших и погибших в Куликовской битве принимает историк С. М. Соловьёв: «Когда, говорит предание, великий князь велел счесть, сколько осталось в живых после битвы, то боярин Михаила Александрович донёс ему, что осталось всего сорок тысяч человек, тогда как в битву вступило больше четырёхсот тысяч. Если историк и не имеет обязанности принимать буквально последнего показания, то для него важно выставленное здесь отношение живых к убитым»^***.

...едва ли не четверть миллиона русских, больше двухсот тысяч. — Из Коломны Дмитрий Иванович выступил с войском в 150 тысяч человек. На границе Московского княжества с великим князем соединился двоюродный брат Владимир Андреевич серпуховской и большой воевода московский Тимофей Васильевич с остальными полками^*.

...не только черкесов и генуэзцев привёл Мамай, не только литовцы с ним были в союзе, но и князь рязанский Олег. (И Олега тоже понять бы надо: он землю свою проходную неумел иначе сберечь от татар. Жгли его землю перед тем за семь лет, за три года и за два.) — «Не соединился с Москвою один потомок Святослава черниговского, Олег рязанский: более других князей русских он был настращён татарами; ещё недавно княжество его подверглось страшному опустошению от не очень значительного отряда татар, а теперь Мамай стоит на границах с громадным войском, которого пограничная Рязань будет первою добычею в случае сопротивления. Не надеясь, чтоб и Димитрий московский дерзнул выйти против татар, Олег послал сказать ему о движениях Мамая, а сам спешил войти в переговоры с последним и с Ягай-лом литовским. Говорят, будто Олег и Ягайло рассуждали так: “Как скоро князь Димитрий услышит о нашествии Мамая и о нашем союзе с ним, то убежит из Москвы в дальние места, или в Великий Новгород, или на Двину, а мы сядем в Москве и во Владимире; и когда хан придёт, то мы его встретим с большими дарами и упросим, чтоб возвратился домой, а сами с его согласия разделим Московское княжество на две части — одну к Вильне, а другую к Рязани и возьмём на них ярлыки и для потомства нашего”»^**.

...по восходу солнца сшибаются Телебей с Пересветом... — Куликовская битва началась поединком татарского и русского богатырей. Оба погибли.

С.250. В прошлом веке... — Здесь — в XIXвеке.

Не отсюда ли повелась судьба России? Не здесь ли совершён поворот её истории? Всегда ли только через Смоленск и Киев роились на нас враги?.. А вот — никому не нужно, никому невдомёк. — По обстоятельствам 1960-х гг. актуальным было предупреждение о восточной угрозе, и А. С. не обошёл её: «Я знал, где поставил там антикитайскую мину, и на неё-то больше всего рассчитывал»^***.

С. 251. Брюки офицерские диагоналевые... — Здесь диагональ — плотная ткань с рубчиками, идущими по косой линии.

С. 253. Мы решили пробыть тут день до конца и ночь: посмотреть, какова она, куликовская ночь, опетая Блоком. — В цикле Александра Блока «На поле Куликовом» (1908) из пяти стихотворений центральное — это:

...работники Кимовской РКСвязи... — Кимовск — районный центр в Тульской области, километрах в тридцати от Куликова поля.

...из Новомосковска. — Город в Тульской области, километрах в пятидесяти от Куликова поля.

Быть бы Дмитрию и тогда Донским, да с другого конца. — Донским Дмитрий Иванович остался в памяти благодаря победе на Дону. То же прозвище ждало его и в случае гибели.

С. 254. «Ай, силён крестьянский Бог!» — Из пространной летописной повести: «А Мамай съ страхом въстрепетавъ и велми въстонавъ, и рече: “Великъ богъ крестьяньский и велика сила его: братьа измаиловичи, безаконнии агаряне, побьжите неготовыми дорогами”. А самъ, вдавъ плещи свои, и побѣже скоро паки къ Ордѣ»^*. Перевод Л. А. Дмитриева: «А Мамай, затрепетав от страха и громко восстенав, воскликнул: “Велик бог христианский и велика сила его: братья измаильтяне, беззаконные агаряне, бегите непроторёнными дорогами”. А сам, повернув назад, без промедления побежал в Орду»^** В «Задонщине» встречаем и «за вѣру христианьскую»^*** и «за вѣру крестьяньскую»^****. В пространной летописной повести — только «род крестьяньский»^*****, «за правую вѣру крестьяньскую»^******, «за свою братью и за вся крестьяны^******* и т. п.

...руки-ноги молодецкие разбросав косыми саженями... — Косая сажень — от носка вытянутой ноги до конца среднего пальца вытянутой руки противоположной стороны.

Отпуск возьму, да поеду в Москву, к самой Фурцевой! — С 1960 по 1974 г. Е.А.Фурцева была министром культуры СССР.

С. 255. Церковь во имя Сергия Радонежского, сплотившего русские рати на битву, а вскоре потом побратавшего Дмитрия Донского с Олегом Рязанским... — Распри между московским и рязанским князьями продолжались до 1385 г., когда Олег разбил войско, отправленное против него Дмитрием. «Димитрий стал хлопотать о мире, отправлял к рязанскому князю послов, но никто не мог умолить Олега; наконец по просьбе великого князя отправился в Рязань троицкий игумен, св. Сергий. Летописец говорит, что этот чудный старец тихими и кроткими речами много беседовал с Олегом о душевной пользе, о мире и любви; князь Олег переменил свирепость свою на кротость, утих

и умилился душою, устыдясь такого святого мужа, и заключил с московским князем вечный мир. Этот мир был скреплён даже семейным союзом: сын Олега женился на дочери Димитрия»^*.

С. 256. — Сколько ж платят вам, Захар Дмитрия? <...> — Двадцать семь рублёв. — Как же может быть? Ведь минимальная — тридцать. — Не только минимальная зарплата, но и другие государственные выплаты в сельской местности были ниже, чем в городах.

С.257. ...и услышать блоковских лебедей в стороне Непрядвы. — Отсылка к строкам Блока из цикла «На поле Куликовом»:

...история возвращалась петлями, возвращалась и душила. — Только через сто лет, в 1480 г., после «стояния на Угре», Русь освободилась от ордынского ига.

С. 258. Не-е-ет, я этого так не оставлю! Я до Фурцевой дойду! До Фурцевой! — «Антикитайскую-то мину я рассчитал, а не заметил, что рассказом своим закладываю куликовского Захара, — сокрушался А. С. — Говорят, опозоренная такой фигурой, Фурцева распорядилась уволить Смотрителя Поля. Так и всегда: в сумрачной столице идут политические бои, а у дальних мужиков головы летят»^***.

В «Новом мире» рассказ заканчивался припиской:

«Это было два года назад. Может быть, сейчас там опрятней и заботней. Да ведь не фельетон писан к сроку, а вспомнилось мне это наше вечное Поле, а на нём его Смотритель и рыжий дух.

К слову же помянулось, что местом этим не разумно было бы нам, русским, небречь» (1966. № 1. С. 76).