III
СРЕДА
Впервые опубликовано в газете-журнале «Гражданин» (1873. 8 янв. № 2. С. 32—36) с подписью: Ф. Достоевский.
«Основные положения преобразования судебной части в России» были опубликованы 3 октября 1862 г., а новые судебные уставы обнародованы в ноябре 1864 г. (два издания «Судебных уставов» 1876 и 1877 гг. хранились в библиотеке Достоевского). Важнейшие завоевания судебной реформы — учреждение в России суда, не зависевшего от администрации, уничтожение сословных судов и введение института присяжных заседателей. О готовящейся судебной реформе упоминалось в «Преступлении и наказании» (1866. Ч. 4, гл. 5).
А. Ф. Кони отметил, что Достоевский своим творчеством оказал влияние на прогрессивную часть русского общества, требовавшую проведения
судебной реформы: «Заступник за униженных и оскорбленных, друг падших и слабых, он выдвигает их вперед, он является борцом за живого человека, которого так недоставало старому порядку и которого он нам так изобразил во всех его душевных движениях, подлежавших изучению подготавливавшегося тогда нового суда» (Кони А. Ф. Собр. соч. M., 1968. T. 6. С. 419).
Достоевский внимательно следил за деятельностью реформированного русского суда, а от «справедливых и разумных приговоров» присяжных заседателей, как вспоминает жена писателя, «он даже приходил в восторг и умиление» (Достоевская А. Г. Воспоминания. M., 1971. С. 170). 9 (21) октября 1867 г. Достоевский писал A. H. Майкову: «Присяжные наши — лучше невозможно». Судьям Достоевский тогда же хотел пожелать «поболее образования и практики», а самое главное — «нравственных начал». «Без этого основания,— утверждал он,— ничего не устроится».
Достоевский, будучи писателем-реалистом, признавал факт воздействия среды на поведение человека и на формирование его психологии. Он был согласен и с тем, что «общество гадко устроено» (С. 18), но после возвращения из Сибири в отличие от революционных демократов 1840—1860-х годов видел путь к изменению общества прежде всего в совершенствовании личности: «Ведь сделавшись сами лучшими, мы и среду исправим и сделаем лучшею. Ведь только этим одним и можно ее исправлять»,— утверждал он (С. 18).
С начала 1860-х годов Достоевский вел борьбу с формулой «среда заела» (впервые он выступил с критикой ее в «Записках из Мертвого дома»). Особенность позиции Достоевского состояла в том, что в ходе полемики он не проводил различия между революционно-демократическим и либеральным истолкованием этой формулы. Между тем революционные демократы не оправдывали (подобно либералам) влиянием среды на человека его пассивность и бездействие, но призывали личность к активной борьбе с уродующей ее средой.1 Достоевский же полагал, что теория среды неизбежно приводит (при любом ее истолковании) к отрицанию свободы воли, снимает с личности нравственную ответственность за совершенные поступки: «Делая <...> человека зависящим от каждой ошибки в устройстве общественном, учение о среде доводит человека до совершенной безличности, до совершенного освобождения его от всякого нравственного личного долга, от всякой самостоятельности, доводит до мерзейшего рабства, какое только можно вообразить» (С. 18).
После судебной реформы теория среды стала оказывать, по мнению Достоевского, разлагающее воздействие на часть присяжных заседателей, что побудило его посвятить проблеме среды специальную главу «Дневника писателя».
Внимание Достоевского к деятельности суда присяжных в 1870-х годах было обострено слухами о готовившихся, по выражению газеты
1 Cp. у Добролюбова, объяснявшего порочность среды не нравственными качествами каждого из ее представителей, а характером их социальных связей, т. е. общественно-политическим строем России того времени: «...одного заела среда, другого среда, третьего среда, да ведь из этих — одного, другого, третьего — среда-то и состоит: кто же или что же сделало ее такою заедающею? В чем главная-то причина, корень-то всего?» (Добролюбов H. А. Собр. соч. M.; Л., 1963. T. 6. С. 204). На этот вопрос подразумевался ответ революционного характера (см.: Бялый Г. Тургенев и русский реализм. M.; Л., 1962. С. 129—132).
«Голос» (1872. 14 ноября. № 198), «баснословных проектах» контрреформ судопроизводства, предусматривавших введение имущественного и образовательного ценза, проверку «благонадежности» кандидатов, избираемых в присяжные заседатели, и пр. Активной сторонницей пересмотра постановлений о суде присяжных выступала, в частности, газета «Русский мир», которая неоднократно писала о «неудовлетворительности личного состава <...> присяжных заседателей, происходящей от низкого уровня умственного и нравственного их развития» (Рус. мир. 1872. 22 июля. № 188; ср. № 140 и 141 от 2 и 3 июля, а также № 254 от 1 октября, и № 294 от 11 ноября).
Вступившие в полемику «С.-Петербургские ведомости» (1872. 8 июля. № 184) обвинили редакцию «Русского мира» в том, что она настаивает на отстранении крестьян от исполнения обязанности присяжных.
Не касаясь вопроса о порядке избрания присяжных, Достоевский писал, что, когда устанавливался «новый (правый) суд», ему «в мечтаниях мерещились заседания, где почти сплошь будут заседать, например, крестьяне, вчерашние крепостные» (С. 14—15).
H. К. Михайловский, соглашаясь с Достоевским, что «учение о среде в своем крайнем развитии обезличивает и нравственно унижает человека», вступил с писателем в полемику по поводу сущности «народной правды». Достоевскому, писал критик-народник, «нужно доказать, что русская народная правда состоит главным образом в стремлении к страданию» (Отеч. зап. 1873. № 2. С. 337, 335). Михайловский, напротив, утверждал, что «с некоторыми по крайней мере элементами народной правды совпадает социализм» (там же. С. 342).
Резко критический отзыв о «Среде» был помещен в «Неделе» (1873. № 5. С. 180). Вывод из «Заметок провинциального философа» H. В. Шелгунова напрашивался сам собой: чтобы искоренить зло, нужно изменить политическую и социальную систему, порождающую это зло.
С. 15 ...Да и самый суд-то присяжных ~ не в виде дара получили. — Участие присяжных в судебном процессе было введено в Англии Генрихом II (1133—1189). В России во время подготовки судебной реформы ее противники апеллировали к русской исторической традиции, не находя там опоры для введения суда присяжных. Впоследствии сторонник демократических принципов судопроизводства А. Ф. Кони, подчеркивая радикальный характер реформы суда, писал: «...не в истории русского права и не в старом суде пришлось составителям судебных уставов искать опоры для своей решимости ввести суд присяжных. Им пришлось обратиться к нравственным свойствам русского народа — опереться на веру в его способности и в духовные силы своей страны» (Кони А. Ф. Собр. соч. M., 1967. T. 4. С. 213).
С. 17 «Это отчасти славянофильский голос» ~ «Больно, дескать, очень приговорить человека». — Подобную точку зрения некоторые из славянофилов развивали еще в 1863 г., возражая против введения суда присяжных. Автор статьи в аксаковском «Дне» «По поводу будущего суда присяжных» утверждал, например: «Не отличая преступлений юридических от нравственных, или, точнее сказать, смотря на все преступления без исключения с точки зрения нравственной, русский человек считает себя в глубине души таким же виновником или даже еще больше, чем тот, кого приходится судить <...> При таких воззрениях, естественно, не поворачивается язык произнести слово осуждения, а тем менее положить наказание» (День. 1862. 17 ноября. № 46). Тогда же в журнале братьев Достоевских «Время» была напечатана
статья «Наши будущие присяжные», автор которой, П. H. Ткачев, отвечая сомневавшимся славянофилам, писал: «Русский человек слишком снисходителен к другим, говорят, склонен более прощать, чем осуждать, слишком совестлив, осмотрителен и даже нерешителен, когда дело доходит до окончательного приговора; тем лучше, тем лучше, пусть живая струя жизни, гуманности, человечности широким потоком вольется в сухой безжизненный формализм наших официальных судов!» (Время. 1863. № 4. С. 106—107).
С. 19. К числу таких сокрытых в русском народе идей ~ Вы согрешили и страдаете, но и мы ведь грешны... — В «Записках из Мертвого дома» (1861) Достоевский подчеркивал социальный аспект этой народной идеи. Там противопоставлялись как несовместимые представления о преступлении народа и «начальства»: «Арестант, например, хоть и всегда наклонен чувствовать себя правым в преступлениях против начальства, так что и самый вопрос об этом для него немыслим, но всё-таки он практически сознавал, что начальство смотрит на его преступление совсем иным взглядом <...> Преступник знает притом и не сомневается, что он оправдан судом своей родной среды, своего же простонародья, которое никогда, он опять-таки знает это, его окончательно не осудит, а большею частию и совсем оправдает, лишь бы грех его был не против своих, против братьев, против своего же родного простонародья» (ч. 2, гл. 2. «Продолжение»).
На антагонизм между «народным сознанием права и писанным законом» обращал внимание и П. H. Ткачев на страницах журнала «Время». Он писал, что «полнейшее отрицание выработавшихся в народном сознании понятий о праве должно было подорвать всякий кредит, всякое доверие к официальному суду, сделать его чем-то чуждым, ненавистным народу; народ стал соболезновать, симпатизировать осужденным; слово преступник он заменил словом несчастный» (Время. 1863. № 4. С. 108).
Достоевский в данном случае имел в виду новый суд, с участием присяжных, которые должны были, с его точки зрения, выносить приговор подсудимому, руководствуясь этой «народной правдой и верой» (С. 20). В «Записках из Мертвого дома», признавая, что «можно судить <...> с таких точек зрения, что чуть ли не придется оправдать самого преступника», Достоевский тем не менее со всей категоричностью утверждал: «...несмотря на всевозможные точки зрения, всякий согласится, что есть такие преступления, которые всегда и везде, по всевозможным законам, с начала мира считаются бесспорными преступлениями и будут считаться такими до тех пор, покамест человек останется человеком» (ч. 1, гл. 1. «Мертвый дом»). В главе «Среда» Достоевский имел в виду в первую очередь именно такие «бесспорные преступления», о чем свидетельствуют приведенные им примеры.
С. 21. Я был в каторге ~ не переставал считать себя преступником. — Достоевский был осужден к четырехлетним каторжным работам 22 декабря 1849 г.; срок его пребывания на каторге в Омской крепости истек 15 февраля 1854 г. Психологию преступников в «Записках из Мертвого дома» (1861) Достоевский оценивал иначе: «...в продолжение нескольких лет я не видал между этими людьми ни малейшего признака раскаяния, ни малейшей тягостной думы о своем преступлении <...> большая часть из них внутренне считает себя совершенно правыми» (ч. 1, гл. 1. «Мертвый дом»).
С. 21 ...строгим наказанием, острогом и каторгой ~ Самоочищение страданием легче... — Прежде в «Записках из Мертвого дома» Достоевский ставил под сомнение возможность раскаяния и исправления преступника, подвергшегося изоляции. Он писал: «Конечно, остроги и система
насильных работ не исправляют преступника; они только его наказывают и обеспечивают общество от дальнейших покушений злодея на его спокойствие. В преступнике же острог и самая усиленная каторжная работа развивают только ненависть, жажду запрещенных наслаждений и страшное легкомыслие» (там же). В то же время в «Записках» говорилось и об очистительной функции терпения и страдания. Но тогда Достоевский считал, что такая идея может зародиться только в душах «отчаявшихся», «кого покинула последняя надежда» (см. там же. Ч. 2, гл. 7. «Претензия»).
С. 22. Еще недавно я жил несколько лет сряду за границей ~ читал там всё, что касалось русских судов... — Преследуемый кредиторами, Достоевский уехал по настоянию жены за границу 15 апреля 1867 г. и вернулся в Петербург 8 июля 1871 г.
С. 22. ...с горечью смотрел на наших абсентеистов... — Абсентеизм (от лат. absentia — отсутствие) — термин, которым на Западе обозначалось уклонение избирателей от участия в выборах; здесь абсентеистами названы русские, живущие за границей. О них Достоевский уже писал в «Зимних заметках о летних впечатлениях» (1863) и «Игроке» (1866).
С. 22. ...там оправдали жену ~ не понимал я причин оправдания... — О своих сомнениях по поводу оправдательных приговоров присяжных Достоевский писал еще 18 февраля (1 марта) 1868 г. из-за границы A. H. Майкову: «Об судах наших (по всему тому, что читал) вот какое составил понятие: нравственная сущность нашего судьи и, главное, нашего присяжного — выше европейской бесконечно. На преступление смотрят христиански <...> Но одна вещь как будто еще и не установилась. Мне кажется, в этой гуманности с преступником еще много книжного, либерального, несамостоятельного».
С. 23. Мужик забивает жену ~ нашли достойным снисхождения. — Имеется в виду слушавшееся 30 сентября 1872 г. на сессии тамбовского окружного суда в Моршанске дело крестьянина села Вирятина Моршанского уезда H. А. Саяпина. Сообщаемые далее Достоевским подробности об истязании Саяпиным своей жены Аграфены заимствованы из корреспонденции в «Московских ведомостях» от 30 октября 1872 г. Автор корреспонденции «Из Моршанска» — В. Александров — писал о вынесенном присяжными приговоре: «Если бы Саяпин был лишен по суду всех прав состояния и приговорен к ссылке в каторжную работу, то у него была бы отнята возможность наносить дальнейший вред своему семейству, теперь же малолетняя дочь его, дававшая против него показания на суде, не защищена от зверского обращения с нею отца. Кто может поручиться, что, вернувшись домой, по прошествии восьмимесячного заключения в смирительном доме, он не захочет отомстить ей за то, что она содействовала его осуждению?».
С. 24. ...Юлией или Беатриче из Шекспира... — Юлия — героиня трагедии «Ромео и Джульетта» (1595). Беатриче — героиня комедии «Много шума из ничего» (1598). В библиотеке Достоевского было «Полное собрание драматических произведений» В. Шекспира в переводе русских писателей (т. 1—4. Изд. H. А. Некрасова и H. В. Гербеля. СПб., 1866—1877).
С. 24. ...Гретхен из Фауста? — «Фауст» Гете имелся в библиотеке Достоевского в переводе M. Вронченко (СПб., 1844).
С. 25. Знали ведь, что ожидает ребенка. — 5 февраля 1873 г. в «Гражданине» появилось сообщение, что выраженная здесь Достоевским тревога за судьбу ребенка побудила московских дам-благотворительниц во главе с M. H. Ханыковой позаботиться о девочке: она
была привезена в Москву и помещена в ремесленную школу (Гражданин. 1873. 5 февр. № 6. С. 167—168).
С. 25. ...поднесла ручку ребенка под самый кран... — Возможно, что источником рассказанного здесь эпизода были события, описанные А. И. Герценом в «Былом и думах» (ч. IV, гл. XXVII).
С. 25. ...высоту адвокатского звания ~ их должность каторжная... — Об адвокатах, «изворачивающихся», лгущих «против своей совести», «против всякой нравственности», Достоевский впоследствии писал в «Дневнике писателя» за 1876 г. (февраль, гл. 2, § 2—6); тип адвоката — «прелюбодея мысли» изображен также в «Братьях Карамазовых».