Н. С. Лесков

Скоморох Памфалон

1887

Оглавление

Глава первая 174
Глава вторая 175
Глава третья 176
Глава четвертая 177
Глава пятая 180
Глава шестая 181
Глава седьмая 183
Глава восьмая 186
Глава девятая 188
Глава десятая 192
Глава одиннадцатая 199
Глава двеннадцатая 202
Глава тринадцатая 205
Глава четрынадцатая 208
Глава пятнадцатая 209
Глава шестнадцатая 211
Глава семьнадцатая 212
Глава восемьнадцатая 213
Глава девятнадцатая 216
Глава двадцатая 218
Глава двадцать первая 219
Глава двадцать вторая 221
Глава двадцать третья 221
Глава двадцать четвертая 222
Глава двадцать пятая 224
Глава двадцать шестая 225
Глава двадцать седьмая 226
Глава двадцать восьмая 228
Глава двадцать девятая 229

О произведении

Нравственно-философская повесть о праведности как служении людям, земном мире как школе, путях преодоления самомнения, согласия с собственной неправдой и восстановления утраченного чувства родства с Богом.

— И. Н. Минеева. Неизвестные факты из истории создания повести Н. С. Лескова «Скоморох Памфалон (Старинное сказание)»

Краткое содержание

Глас свыше приводит отшельника Ермия, простоявшего тридцать лет на столпе, в Дамаск к скомороху Памфалону, человеку далеко не святому. Однако после того как тот рассказывает Ермию историю своей жизни, взгляды отшельника на то, что такое святость и служение ближнему радикально меняются.

Цитаты

Над Ермием за это все другие вельможи стали шутить и подсмеиваться; говорили ему: «Верно, ты хочешь, чтобы все сделались нищими и стояли бы нагишом да друг дружке рубашку перешвыривали. Так нельзя в государстве». Он же отвечал: «Я не говорю про государство, а говорю только про то, как надо жить по учению Христову, которое все вы зовете божественным». А они отвечали; «Мало ли что хорошо, да невозможно!» И спорили, а потом начали его выставлять перед царем, как будто он оглупел и не годится на своем месте.


Прежний вельможа, простояв тридцать лет под ветром и пламенным солнцем, изнемождил в себе вид человеческий. Глаза его совсем обесцветились, изгоревшее тело его все почернело и присохло к остову, руки и ноги его иссохли, и отросшие ногти загнулись и впились в ладони, а на голове остался один клок волос, и цвет этих волос был не белый, и не желтый, и даже не празелень, а голубоватый, как утиное яйцо, и этот клок торчал на самой середине головы, точно хохол на селезне.

В изумлении стояли друг перед другом два эти совсем не сходные человека: один скоморох, скрывший свой натуральный вид лица под красками, а другой — весь излинявший пустынник. На них смотрели длинномордая собака и разноперая птица. И все молчали. А Ермий пришел к Памфалону не для молчания, а для беседы, и для великой беседы.


— В чем же, однако, состоит твоя вера, веселый беззаботный человек?

— Я верю, что я сам из себя ничего хорошего сделать не сумею, а если создавший меня сам что-нибудь лучшее из меня со временем сделает, ну так это его дело. Он всех удивить может.


— Верь мне, почтенный старик, что живое всегда живым остается, и у гетер часто бьется в груди прекрасное сердце. А печально нам быть на пирах у богатых господ. Вот там часто встречаются скверные люди; они горды, надменны и веселья хотят, а свободного смеха и шуток не терпят. Там требуют того, чего естество человеческое стыдится, там угрожают ударением и ранами, там щиплют мою разноперую птицу, там дуют и плюют в нос моей собаке Акре. Там ни во что вменяют все обиды для низших и наутро... ходят молиться для вида.


— ... я небрежлив — я не могу о своей душе думать, когда есть кто-нибудь, кому надо помочь.


Ермий не скоро позабылся сном. Он долго размышлял: как ему согласить в своем понятии то, для чего он шел сюда, с тем, что здесь находит. Конечно, можно сразу видеть, что скоморох человек доброго сердца, но все же он человек легкомысленный: он потехи множит, руками плещет, ногами танцует и тростит головой, а оставить эти бесовские потехи не желает. Да и может ли он сделать это, так далеко затянувшись в разгульную жизнь? Вот где он, например, находится теперь, после того как ушел с этими бесстыжими женщинами, после которых еще стоит в воздухе рокотанье их крови и веянье страстного пота Силена?


И все это совершилось успешно, но зато исправление жизни моей и с ней вся надежда моя на блаженную вечность навсегда разлетелись. Так я теперь и остаюсь скоморохом — я смехотвор, я беспутник — я скачу, я играю, я бью в накры, свищу, перебираю ногами и трясу головой. Словом: я бочка, я дегтярная бочка, я негодная дрянь, которую ничем уже не исправишь.


— Это так и должно быть, — ответил им Ермий. — Не мешайте им вить свои гнезда. Птицы должны жить в скале, а человек должен служить человеку.


Н. С. Лесков. Скоморох Памфалон // Лесков Н. С. Собрание сочинений в 11 томах. М.: ГИХЛ, 1957. Т. 8. С. 174–231.
© Электронная публикация — РВБ, 2007–2024. Версия 3.0 от 20 августа 2018 г.