АЛЕКСАНДР ДЕНИСЕНКО

Старый воин Николай
Из страны Дайяси
На хорошеньком коне
Ехал восвояси.

Сильный ветер бил в лицо.
Развевалась бурка
А к седлу привязан был
Тонкогубый турка.

Спать ложились, а коня
В степь большую, голую...
Уходил он наклоня
Золотую голову.

это кажется метель пурга
все уляжется уйдет в снега
мерзлый тополь отойдет ко сну
в бесконечную свою страну

ешь откусывай хрусти вино
пока вьюги на Москве гостят
это мертвые давным-давно
с неба девушки летят летят

Ну, падай, снег.
Твоя монарша власть
Напоминать,
Что есть на белом свете
Зима, в которой мама родилась
И стала жить
В моем автопортрете.

Ох как лицо у тополя горит.
Вот женщины пришли.
Легли в акации.
Одна из них о счастье говорит
Под музыку Российской Федерации.

Полусвет полутень на лице и вообще
Ни горда ни лукава не плачется
В парке снег до колен ну и пусть до колен
И по снегу старик чей-то катится

Самый дальний и тот занесен и болит
Или как там у нас еще кличется?
И кронштадская женщина проговорит:
Погибаете, ваше величество...

Повторяю, что в парке, озябшем до пят
Отцветает снегирь, обрывается.
Говорят, что какой-то нездешний солдат
Гладит ели и в ноги им валится.

Выхожу и люблю эту синь-высоту
И вечернюю родину дымную
Наклоняюсь к солдату и говорю:
Ну, пойдем, я лицо тебе вымою.

Грустит собака. Грустные глаза.
Зеленые глаза. Над огородами
Подсолнухи потухшие. Роса.
Картошку уже выкопали. Продали.

Подруги за плетнями у да у
Я тоже у. Я плачу, перевозчик.
Пришла пора. Раскрылся мой источник
И плачет грудь на быстром берегу.

Грустит собака. Оные глаза
Набухли. Растопырились. Рехнулись.
Когда с войны вернулся я назад
собаки меж собой переглянулись.

Батюшки-светы, сватья Ермиловна,
Осень кидается в речку Сартык.
Кони колхозные имени Кирова
Стиснули конские рты.

Что рассказать? Возле почты - лыва,
В лыве корабль да пух петуха.
Жизнь поутихла, лицо уронила
В согнутый локоть стиха.

Наш председатель с лицом одиноким
Каждый день щупает рожь
На потолке деревенском высоком
Бережно выступил дождь

Там собирается в воздухе чистом
Рота родных журавлей
Кончились летние русские числа
Ладно, вожак, не жалей.

Вот зарыдали они, зарыдали
Вот позабыли меня
Я догоню. Мне сегодня не дали
Заняты оба крыла

Завтра десятое августа. Осень.
Осень? Да нет же. Да осень же. Да.
Или почудилось вслед
. . . . . . . . . . . и понеже
. . . . . . . . . . . сильно-пресильно
. . . . . . . . . . . всегда.

Ну что ты, товарищ, ну спи на плече,
Где волос, не собранный в узел,
Чернее вот этих чудесных очей,
Живущих в Советском Союзе.

Ну что ты, товарищ, тоска не пройдет.
Не вешнее лето. Простое.
Вот дождь. Этот дождь постоит и уйдет
За ваше село золотое.

Ну, что ты, товарищ, тоска не пройдет,
И также, как в прежние лета,
Зима нападет и снег упадет
У серых ворот сельсовета.

Нам этот стыд запишут в минуса
Туши огонь пусть тело телу служит
Пусть наша дружба горечь обнаружит
Пусть наша дружба горечь обнаружит

Я просто говорю что сердцу стало больно
Вот развязался узел твоих любимых рук
В саду вишневом спит пустая колокольня
Когда умру — товарищи засунут под траву

Мы не поэт. Дверь скрипнет. Ветер двигнет.
Рука вино в стаканы выгнет

Заплакал колокол села в котором вы не дышите
Я спать не сплю дела мои плохи
Колокола заплакавшие вышибли
Из памяти маковские стихи

Больной старик приходит. Пьет поллитры
Котята спят комками на полу
Они как перепутанные титры
К бегущему по берегу селу

Ну где же ты теперь моя отрада
Ну где же ты остуда и охлада
Да вот гоню я к речке яблонь стадо
Губернского задумчивого сада

Как пыльный столб за ними я поплыл
Смеша детей и стариков заречных
Но в колокол ударили попы
Качнув цветы на платье подвенечном

Не наша свадьба — ты сказала мне
И колокол обильный ты не слушай
Не наша свадьба — я сказал тебе
Возьми цветы, они твои. Покушай.

Неутомимо нажимая воздух
Нас обогнал бутылочный старик
И с легким стоном опустился в воду
И с легкой астмой буль буль буль буль бик

Сад герцена — кричал он с середины
Иди ко мне в прохладные глубины
Зачем зачем уходишь ты в снегу
К бегущему по берегу селу

Опять весна. Опять смеется луг
Вот так вот друг. Зачем ты в дом актера
Приходишь со стихами без мотора
И ловишь ртом повисший в зале звук

Стихи мои — товарищам помин
И иней хлад и снег печален быти
Очей зеницы влагою сокрыты
И снова увлажняются по ним

Как будто наша общая душа
Уже дошла до горького предела
Но к тем кто ей бессмертье обещал
Она уже безмерно охладела

Там впереди зеро, дружок, зеро
А здесь у нас последняя опора
Вся состоит из дружеского взора
В котором остывает серебро

Не уповай на детскую броню
Когда заполнен летоуказатель
Аз верую и бережно храню
Средь всех очей лишь эту пару пятен

Как топовой огонь на корабле
Горит кому-то ясно и сладимо
Так и душа прекрасна и людима
Пока сама не помнит о себе

Еще не померкли цветы луговые
А тополь с женою обнявшись идут
И лошади бродят вокруг легковые
Цветы непомеркшие лижут и гнут

Учитель с учителкой едут в тумане
(Крючков-Бархударов да Бойль-Мариотт)
Крючков-Бархударов смеется на раме
И крутит педали месье Мариотт

А вот показалась большая большая
Корова корова звезда между рог
Она наклонилась теленку читая
Зеленую книгу. Зеленый лужок.

О чем ты так горько задумалось, лето?
Забыло на резкость поставить узор...
Стоит восклицательный флаг сельсовета
Да школы неполной пронзительный взор

Напомнит, что в этом березовом корпусе
Есть время и место, и род, и падеж...
Где милая мама, как в детстве, не в фокусе
Даст хлеба два томика — с Пушкиным съешь.