ВИКТОР ШИРАЛИ

* * *

Как ночь бела,
Белей лица во тьме,
Не видно губ, где распустился смех,
Лишь розовое ушко светит сбоку,
Затейливей, чем русское барокко.
В неясном Петропавловском соборе
Куранты бьют зарю,
Ночь вытекает в море,

И золоченый ангел на шпицу
Подносит солнце к влажному лицу.

1968

* * *

Но осень.
Летние заботы оставлю. Осень пью до дна.
Ласкаю, коль уж ты под боком...
Но, Господи! Как холодна.
И все-таки,
           с июльским пылом
Залезть. Зажечь.
                Проголосить, —
О, Господи! Как ты уныла.
Мертва.
Пора и выносить.
И к кладбищу. И путь так долог.
Усталость натереть в плечах.
Ну, а теперь — копай! Геолог.
Глядишь — что сыщешь, сгоряча.
Да, осень. Осень. Осень. Осень...
Посыпалась...
             Осиротел.
Кого убил.
          Кого забросил.
Кого по новой захотел.
     Что ж осень? Как же мне вернуться,
     как вывернуться из души
     в кленовый мир,
                    где лист упал...
                                    Нагнуться,
     поднять...
Вот так и напиши.
Аллея. Лист упал. Нагнуться...
Аллея! Ночь! Петродворец!
Среди фонтанов целоваться.
— Мария! Я еще юнец.
— Мария! Я еще Адам!
Возьми листочек, чтоб прикрыться.
— Мария, я уже отдам
всю библию, чтобы остаться
фонтаном,
         фигушкой,
                  но знать,
что супротив в той же аллее,
змий поцелуи шепчет Еве,
и ей уж
        невтерпеж
                  стоять.
Мария. Ночь. Петродворец.
В октябрь. В ночь. В промозглый холод.
— Мария, Я еще юнец!
Во мне еще поет мой голод!

1969

* * *

«Вот уж три года, как мы расстаемся. Три года.
Трижды на круги своя возвратиться успела природа.
Трижды деревья цвели. Облетали прилетные птицы.
Вот уж три года. А нам всё никак не проститься.

Грузное небо над нами грохочет удачей.
Верхом проходят и звёзды и войны и встречи.
Вот уж три года в прощальном прощении бьёмся.
Где-то встречают и любят.
А мы расстаёмся!»

— шансон, на крике, поутру,
врубить на полную катушку,
чужую страсть в упор прослушать
кричи!
       иначе я умру.

Да, я давно желал о том,
чтоб не слова, а только звуки,
мелодия, как к горлу ком.
Как к горлу руки.

Живу на музыку. Обрывками мелодий.
Ну, знаете, привяжется с утра
какая-нибудь...
— Эта?
— Эта вроде.
Привяжется. И всё. Не отвязаться.
— Какая, эта?
— Эта вроде...
— Это сердце...
— Сегодня сердце у меня с утра...

Пе-ре-би-ра-я Ваши пальцы,
ищу утерянный мотив...
— Вы больно сделали!
— Простите, —
мне видно вовсе не найти.
— Нет, продолжайте!
— Ну зачем же?
Я нот не ставил на листе.
Казалось, что навек затвержен.
— А может клавиши не те?
А может клавиши не те...
А может клавиши не те!

Был день без горя и забот.
Под парусами в море вышли.
И в поцелуи, словно в вишни.
А косточки плюю за борт.
О, день без горя и забот....

«Мне больше некого любить.
Захлопнулся последний воздух.
Прошли.
Отгромыхали звёзды.
И небо пусто...»

1969

ЗАГОВАРИВАЮ

(фарс)

Посвящал любимой женщине,
но какой, забыл. Посвящаю
любимому К.К.К., которого
не забуду.               

Слова в пол-смысла
в пол-дыханья
и не по поводу,
               а так
ронять нечеткие движенья —
— Вы перепачкались вот тут
                           и там.
Не оттого ли
             поэтому
                     и потому,
что не унять,
             не снизить боли.
Коль не унять, хоть оттолкну.
Вполголоса
           и вперемешку
с днем солнечным,
с дождливым днем,
забавы ради —
перевертыш
вот
    небо мокнет под дождем.

Не убегай любви моей.
Мне все прошедшее постыло.
Я ослабел,
          мне не по силам
плыть одному
             среди морей
и бурь
       и подвигов
                  и прочих аксессуаров.
Шум дождя
невыносимо слушать ночью,
когда прислушаться нельзя
к дыханью твоему. Доверью.
Поэтому и потому
сквозняк сквозит.
                 Скребет от двери.
Ботинком возит по полу.

Поэзия, люби конкретность.
Вот море, дождь, пустынный пляж.
Вот на запятках
                взадь кареты
хорошенький трясется паж.
А мы в карете, в буклях, в фижмах,
при декольте и париках,
и соблазненье ловко вяжет моя распутная рука.
Вот опустилась на колено и юбок забирает ворох.
О век оборок, век комичный —
запутаться и бросить впору.
— Мадам, — я говорю, —
— позвольте...
— Ах, что Вы, сударь, здесь... стыжусь.
— Я все равно на повороте всем телом
                          всем толчком прижмусь!
И миллионы юбок снизу,
Как голуби из-под руки...
Рога выращивая мужу,
высаживаю черенки
измен. Предательств. Покаяний.
И отпущения грехов.
— Мадам, — шепчу, —
раздвинь колени, жизнь так заводится легко,
                                           что скучно,
тошно мне, поверьте,
кривляться в ваших зеркалах...

Труп выбросить на повороте,
кровь вывести на рукавах.

И будет о любви.
                И хватит.
Поговорим о чем другом.

Как летний ливень землю топчет,
и хорошо ей под дождем.
Люблю я
        слезы. Грёзы. Грозы.
И обновленья смутный гул.
Упругие как груди розы,
упругие как розы груди.
Люблю я диссонансы.
                   Разве
затем любить я не могу?
Зачем?
       К чему?
               Не оттого ли?
Поэтому и потому,
что
не унять, не снизить боли,
любимым быть я не могу.
Но будет о дожде. Он стих.
Спокойна снова гладь залива.
Иду вдоль берега
                 по пляжу.
Песок в ботинок лезет. Вяжет
мое движение.

Мой шаг задумчив
                 оттого ли
поэтому и потому,
чтоб
     не унять, не снизить боли,
любимым быть я не могу.

Не убегай любви моей!
Мне все грядущее постыло.
Я ослабел.
          Мне не по силам
прожить поэзией одной
свой век.
         Мой бег окончен.
Не потому ли
             шум дождя
невыносимо слушать ночью,
когда прислушаться нельзя...

1969

ФАРС-РЕКВИЕМ

(фрагмент)

3

Мне казалось.
Но так не случилось.
Что оглянешься ты,
если я не умру тебе вслед.

Мы сходились для жестокого дела любви.
В нас немного осталось —
две откровенные раны.
Мы поруганы.
Попраны.
Новыми бойнями пьяны.
Предаем сытой явью
                   голодные, голые сны.

Но мне казалось.
Но так не случилось.
Хоть оглянешься ты,
если я не умру тебе вслед.
Это так ничего. Презрения малость, как милость.
Только в нашей любви
к павшим
даже презрения нет.

1970

СОПРОТИВЛЕНИЕ

1

Ничего не остается
Кроме-разве ждать весны
Где-то там она пасется
Синеблядиком цветет.
Мальчик Боря Куприянов
Щекочет прутиком ее.
А вокруг блюют барашки
В зеленеющих полях.

2

Ни хуя себе зима
Во морозы забодали
Завелись и забалдели
От российского вина.
А с бардака и на работу.
Благоденствовать.
Рабеть.
Век велеречив в блевоту.
Стерном. Стервой закусить.

3

Еще немножечко, и мы переживем,
Мы перемучим.
             Пересможем.
                        Перескачем.
Еще прыжок —
             и нас не взять живьем,
Им не гулять
             и не наглеть удачу.
Еще два-три стиха.
                  Один глоток.
Свободного.
Еще один
         пожалуйста!
                     в отдачу.
И всё.
И убежал.
И пнут ногой —
               готов?
Готов!
Но вам уже не праздновать удачу.

4

Петушись
         кричи
               и предавайся.
Выбегай в стихи и страсти прочь
и смысла.
Надо мной надсмейся.
Мне уже так никогда не смочь,
Братец мой юродивый
Мне стыдно.
Я тебя прикрою от чужих.
Я пристойней, строже
Мне завидно пенье на губах твоих.

5

А когда подохла лошадь
Подошли хозяева
И начали невнятно слушать
Как качаю я права
И на эту лошадь
И на
Всех других зверей и птиц.
Из-за пазухи я вынул
Показал
Это птенец
Любит он сырое мясо
Потому что он Орёл.
И на труп его набросил
И царским глазом посмотрел.

6

А в том саду
             цвела такая муть.
А в том саду
             такая пьянь гнездилась
И гроздья меднобрюхих мух
На сытые тела плодов садились.
И зной зверел
              на жирном том пиру.
И я глядел
           не отвращая взора, —
не оборачиваясь знаю
                     и ору,
чтоб не подглядывали дети в щель забора.

7

Нет больше
           и праведней
                       чести
Чем право
И праведность мести
Оленьей
Собакам.
Собачьей
Псарям.
Псарь — сучье отродье, —
Рви глотки царям,
Тебя же, мой Боже,
Оставил.
Затем,
Что Автор
Превыше
Забав и затей.

8

Нет
Ненависть мне не мешает жить.
Она произрастает автономно.
Последовательно.
Тщательно.
Подробно.
Я напишу ее.
Она умеет ждать.
Ну а пока
Цвету в ее ветвях
Чирикаю
Буколики и байки,
Как гон ведут зловонные собаки
И виснут
         словно крылья
                       на пятах.

9

Закатывался век.
Заядлый эпилептик.
Я подошел.
Не посторонний все ж.
И простыней прикрыл,
Вот так смотреть мне легче.
Вот так он на роженицу похож.

10

По первому снежку.
Снежочку в рукавице.
Гулять с гуленою
Отроковицей
Поцеловать.
Замешкаться.
Смешаться,
Не стоило тебе
               со мной якшаться.

1970

* * *

Меня напротив в поезде метро
Сидела женщина
С лицом о том,
Что, слава богу,
День окончен,
Путь к дому долог,
И можно ослабеть,
Лицо разжать
И задремать, рукой прикрыв глаза,
И только
Вздрагивать при объявленьи остановок.
Бег поезд убыстрял на перегоне,
Сидели мы, опущены в тепло,
Недвижные в несущемся вагоне,
Пространство беспрепятственно текло
Сквозь наши отражения в стекле,
Что бестелесны, словно наши души,
И отражают нас, как воды сушу, —
Расплывчато,
Как радость на лице
Уснувшей женщины.

1972

* * *

Что-то мне, дружок, не по себе.
Хворь какая-то елозит по нутру,
И не пишется,
             а осень на дворе.
А не пишется —
               и жизнь не ко двору.

Что-то мой инструмент захудал,
Кроме смеха
И не выжмешь ничего.
То ли как младенчика заспал,
То ли оттого что — ни
                 кого...

Разве ты, моя флейтисточка, сумей,
Пальчиком по дырочкам станцуй
Что-нибудь такое
Понежней
И пожалобней,
Особенно к концу.

Кроме музыки мне нечего уметь,
Хоть и простенька мелодия моя,
Но умел ее я выводить,
Слез не пряча
И Глагола не тая.

Брал меня Господь
И подносил к губам,
В раны мои
Вкладывал персты
И наигрывал,
И Аз воздам
Этой музыкою
С Божьего
Листа.

1973

* * *

Он горевал:
В нас нет ни в ком нужды,
В нас не нуждается ни время,
                            ни пространство —
Никто —
Ни женщина —
             фундамент мирозданства,
На коей вытанцовываем мы.

О милая, прости мне окаянство,
Храмовника любви густое свинство,
Кровищу горловую краснобайства
И жизнь, налаженную на крови,
И это позднее
              и зряшно
                       покаянство.

Он говорил:
            вот я грешу слова,
Словесничаю,
Совершаю слово
И тем слыву от срама
И до славы
И клянчаю у родины права.

Он горевал:
Ну что ты так щедра
От нищеты?
На все четыре света
Зачем ты расправляешь нас поэтов?
Нам беговать,
Но и тебе беда.

А впрочем, говорил он, Петя, друг,
Сходи-ка на угол, я проходя заметил,
Там очередь стоит за «тридцать третьим»,
А я покуда дозвонюсь подруг.

Итак, звонил:
Ну да, я как бы пьян.
Нет, не запой,
Но все же перманентно
В себя я потребляю инсургенты,
В себя я потребляю индиргенты,
А впрочем, лучше посмотри в словарь.

Какую истину?! Нет, не ищу я толку
Ни выдоха
Ни выхлопа
В вине,
Но ежли под рукою нет соломки,
К тому же можно положить в бутылку
Послание,
Только кому писать?

Тебе звоню
И в ухо натекаю,
А время тикает
И я как дождь стихаю,
Нет, жив еще...
Вот я и говорю, что приезжай, со мною друг
мой Петя, которого послал за тридцать третьим
и не обидится, коль скоро прогоню...

Он горевал:
Душа моя пуста!
Душе моей понадобен найденыш,
Хотя бы кто,
Щенок,
Господь,
Змееныш.
Жаль, милая,
Смертельней
            пустота

Он обещал:
С ладони прокормлю,
На донышке души подам напиться
И ты закинешь горлышко, как птица
И я припомню
Как это?
Люблю.

Он говорил:
Всю жизнь я в мастерах
Всю жизнь я сам
И Самый
Я самею,
Господствую
И всё
      со словом
                смею,
А мне бы
Порабеть
В учениках.

Торжествовал:
На кой мне лад слова,
С меня довольно
                славных
                        междометий:
«Ау»...
И «Ах»...
И всех
И слов праматерь
Осилившую
Яблочное
«А!»

1974

* * *

Земную жизнь пройдя до половины...
Данте Алигьери «Божественная комедия»

Земную жизнь почти до половины
Пройдя,
Дойдя,
Войти?
А если краем,
Мимо?

Куда меня загонит свора лет,
Какую мне Господь
Готовит участь?
Иудою висеть?
Или в Христовых корчась?

А разом, милый
(Был ему ответ).

Зла не обойти,
Но злом пойдешь,
Добром уже не кончишь.
Зачем ты выбрал мя
Для этой темной чаши?

— Иди!
— Иду!

Хотя бы посвети.

1977

* * *

Начнем наступление исподволь
В тихую медь
Равеля припомним
Патину снимем
Сметем паутину
И сядем пред зеркалом
Ретроспективу глядеть
Искусство —
Система зеркал
Где следствие
Ищет причину.

1984

* * *

Уговори себя не умирать
Попробуй милый
С ней
Поторговаться
Сыграй такое бравурное блядство
Чтобы сказали: «Ну, какая блядь!»

Все славно
Кроме выхода
В пассив
И вход и выход
И любые щели

Сударыня
Когда на мой
Присели
Постанываете
Значит еще
Жив.

1983
Назад Вперед
Содержание Комментарии
Алфавитный указатель авторов Хронологический указатель авторов

© Тексты — Авторы.
© Составление — Г.В. Сапгир, 1997; И. Ахметьев, 1999—2016.
© Комментарии — И. Ахметьев, 1999—2024.
© Электронная публикация — РВБ, 1999–2024. Версия 3.0 от 21 августа 2019 г.