ВИКТОР КОРКИЯ

Синяя роза, роза ветров!
Холод наркоза, железо в крови.
Бледные тени больничных костров,
в Летнем саду поцелуй без любви.

Вечная память тем, кто не спит!
Белая падаль с темных небес
падает, падает... Время стоит
наперекор, наперевес.

В Зимнем дворце никаких перемен.
Пара гнедых на Кузнецком мосту.
Черная «Чайка» уносит Кармен
ночь коротать на высоком посту.

Дворник листает английский роман.
Старый развратник зевает в кино.
Черные негры идут в ресторан,
белые негры стучат в домино.

Пива навалом, а водки — вдвойне.
Чеки не пахнут, как розовый сад.
Кто не погиб на афганской войне,
пьет за троих неизвестных солдат.

Синяя роза, роза ветров!
Весело дует подземный сквозняк.
В тусклых глазах выездных фраеров
нежно мерцает французский коньяк.

Дмитрий зарезан. Шлагбаум закрыт.
Хмурое утро Юрьева дня.
Русский народ у разбитых корыт
насмерть стоит, проклиная меня.

Тысяча лет вылетает в трубу.
В легких свистит отработанный пар.
Все, что я видел во сне и в гробу,
запоминает районный радар.

В мирных окопах вечерней Москвы
синяя роза — ни свет ни заря.
Медные всадники без головы
на легендарной земле Октября.

В беспамятстве юном, в безгласной стране
посмертные лавры мерещились мне.

В их сладостном шуме, в их смутной тени
шутя прожигал я ненужные дни.

Как бес, имитируя зверскую страсть,
я спал с дочерями имеющих власть.

В безвременье зыбком, зубами скрипя,
подпольной любовью я мстил за себя.

        ———————

Недвижно среди гробовой тишины
застыл я над вечным покоем жены.

В пластмассовой урне твой прах номерной
и фото на паспорт — твой облик земной.

В дали магаданской, хлебнув от людей,
забудет меня плоть от плоти твоей.

Я буду лежать перед ней недвижим —
отцом не отцом — ни родным ни чужим.

Тяжелый случай, но — счастливый!
А мог бы и несчастьем стать.
Как сладко с девочкой красивой
о светлом будущем мечтать!

Какой кошмар, — вдыхая запах
ее неполных двадцати,
идти туда, на Юго-Запад,
и целоваться по пути!..

Жизнь безнадежно исковеркав,
вдохнуть — и сразу все забыть,
зайти за маленькую церковь
и честно душу загубить!..

Под этой низкой серой тучей,
за этой каменной стеной
спаси меня, тяжелый случай,
от тягомотины земной!..

В сугробах ядерной зимы,
на свалке золотого века,
непогрешимые умы
все как один — за человека.

А для меня давно равны
и человечество, и зверство.
Любовь как антипод войны
предполагает изуверство.

Племя бездомных слоняется между домами,
не признавая в себе ни отцов, ни детей.
Властители дум, потерявшие власть над умами,
лелеют мечту запустить генератор идей.

Но двигатель вечный лежит посреди сверхдержавы,
под небом открытым ржавеет на скотном дворе.
И дети, забытые Богом, по-своему правы,
когда равнодушны к зловещим словам о добре.