МИХАИЛ ЩЕРБИНА

За стеной холодный дождь идет,
Не закрыт пустой почтовый ящик.
Видно, как расширил небосвод
На мосту работающий сварщик.

Призрачный везде разлит покой,
И на сцене в крохотном распадке
Выбитые доски над листвой
В пустоте провисли, как закладки.

Чуть слепит прожектор на земле,
Но еще темнеть не начинало,
И звенит по собственной шкале
Ветер из глубокого подвала.

Ты приходишь в свой просторный дом,
Где ты никогда не отличала
Дальние деревья над мостом
От слепого здания вокзала.

Ты не зажигаешь яркий свет,
Но и без него пустые стены
Никаких не требуют примет
И не ждут случайной перемены.

И всегда в расширенном окне
На границе длинного перрона
Чуть горят, как зеркальца во сне,
Огоньки последнего вагона.

Он заполнен хворостом, ватою и глиной,
и когда по компасу держит путь он в мрак,
издали он кажется на воде периной,
а вблизи лучи его рвут под ним гамак.
В цвет листвы над скалами выкрашен автобус,
он — его смещение на большом стекле,
где прямые линии улетели в полюс,
а другие линии ринулись к земле.
Это так устроены длинные бульвары,
шум какой-то сводчатый и крахмальный звон,
но ему мерещатся длинные кошмары
и один единственный треснутый перрон.
Мир вокруг шевелится, плавает, как лупа,
но ему не хочется общей чистоты.
Он еще меняется и двоится скупо,
и его разрушенным повстречаешь ты.

Я когда-то хотел на случайном трамвае
Через весь исчезающий в зелени Томск
Меж дворов в удивительном, радостном мае,
Как в траншее промчаться на юго-восток.

Пусть трамвай был бы самый слепой и стеклянный,
Самый злой и отбившийся где-то от рук,
Самый пыльный, расписанный мелом и странный,
Но похожий на старый и скромный сундук.

Я бы сел на него в пустоте, я не смог бы
Как-нибудь на него на окраине сесть!
Я под ветром вошел бы в его катакомбы
И включил бы его под центральную сеть.

Я с ним в гору бы мог, как в тоннель, подниматься
И вдоль бревен спускаться по новой горе.
Я бы взял себе роль и дорогу повстанца,
Но приехал я в призрачный Томск в сентябре.

Помню, что-то я делал в большом магазине,
И когда с остановки я шел на простор,
Только дети с погнутым мячом на резине
По проезду вбежали в расслабленный двор.

И чуть-чуть сквозь мелькавший под светом автобус
Я заметил за ближним, как солнце, стеклом
На пустой подоконник поставленный глобус
И чернильницы в банке смолистый излом.

И запомнил я, глядя в прорехи и щели,
Как был странно заметен меж дальних дворов
За холмом, обрезающим зданья и ели,
По осеннему быстрый полет облаков.