ЯШЕНЬКА

За малыми исключениями, наши помещичьи усадьбы вылились в один общий, далеко не веселый тип. Чтобы представить себе такого рода усадьбу, нужно только вообразить голую и ровную местность, посреди которой одиноко возвышается небольшой пригорочек, кругленький и аккуратненький, как брюшко у тех крестьянских детей, которых чересчур откармливают толокном. По равнине местами буреют или зеленеют поля; местами, где-нибудь около плоскодонной лужи, совершенно фальшиво называемой прудом, ютятся невзрачные деревеньки; местами выползет из-за ржи тощий и как бы преждевременно оплешивевший лознячок; местами мелькнет в глаза ржавое болотце... и только. Вся проза деревенской жизни сосредотачивается тут, на этой плоской и грустной равнине, — и какая проза! Нет речки, которая самой унылой местности всегда сообщает что-то мягкое, смеющееся, нет рощицы, на свежей зелени которой с наслаждением отдыхают воспаленные от летнего зноя и пыли глаза проезжего... все голо, пусто и бедно! Совсем другое дело пригорочек. Там обыкновенно селится сам помещик, который в качестве дворянина, а равно и по врожденному благородству души, отнюдь не желает сидеть где-нибудь в яме, а ежемгновенно стремится выспрь. Живо воздвигаются там барские хоромы с мезонинами, бельведерами, антресолями и другими затеями, непротивными правилам ярославской архитектуры; быстро вырастает около них меньшая их братия: застольная, псарная, конюшня, сараи, погреба и другие хозяйственные принадлежности; по щучьему веленью разводятся сады, рассаживаются кругом березки и липки, вырывается пруд — и вот, на том самом месте, где гулял прежде один ветер, полагается закваска

502

иной жизни, жизни иногда буйной и разгульной, иногда тихой и сосредоточенной. Что заставляет помещика селиться преимущественно на пригорочке, одно ли врожденное стремление выспрь или вместе с тем и другие, собственно хозяйственные побуждения, — решить трудно. Надо думать, однако ж, что благородство души играет тут преимущественную роль, ибо что касается до хозяйственных соображений, то опыт доказывает, что помещики, и с пригорочка и из ямы, с давних пор как-то неудачно действуют на этом поприще.

Такого точно рода была усадьба Натальи Павловны Агамоновой, с которою я имею намерение познакомить читателя. Точно так же, на бугорке, стоял ее серенький домик, из окон которого, по словам ее, открывался веселенький вид на ближайшие поля, засеянные озимым и яровым хлебами; точно так же был он выстроен по правилам ярославской архитектуры и столь же часто изрезан узенькими окнами; точно так же возвышался на нем бельведер, в котором зимой нельзя было ни минуты оставаться по причине холода, а летом по причине палящего круглый день солнца; точно так же в нижних оконечностях окон вставлены были цветные стеклышки, а на зеленых ставнях изображены урны и букеты, нарисованные с таким необыкновенным искусством, что соседние помещики постоянно принимали их за настоящие, подобно тому как некогда воробьи принимали за настоящие нарисованные Апеллесом плоды и прилетали клевать их; точно так же аккуратно и несколько форменно смотрел небольшой садик, разведенный у самого дома, обнесенный кругом зеленою решеткой и обсаженный липками; в нем в изобилии росли те же самые растения, которые с незапамятных времен сжились с почвою помещичьих садов, а именно: самбук, барская спесь, бураки и разноцветные колокольчики; даже затеи и околичности, которым так охотно предается помещик, не представляли ничего своеобразного и ограничивались тем, что липки были подстрижены: одни в виде елок, другие в виде огромных грибов, третьи в виде ваз, что дорожки были усыпаны тертым кирпичиком и что в конце главной аллеи выстроена была из акаций беседка, у входа в которую стоял гипсовый турок с трубкою в зубах.

Наталья Павловна в целом околотке известна как дама, которой пальца в рот не клади. Она шесть лет уж вдовеет, и вдовеет без малейшей тени подозрения насчет лакея Фомки или кучера Павлушки. Это тем более для нее тяжело, что она женщина еще не старая (всего каких-нибудь сорок лет!) и энергическая и темперамент имеет легко воспламеняющийся. Но так как она перед смертным одром своего друга Федора

503

Михайлыча дала обет в чистоте провожать остальное время жизни и как, сверх того, она больше всего на свете любит простор, то если мысль о новом замужестве и представляется иногда ее воображению, то весьма ненадолго, и единственным последствием ее бывает сдержанный вздох, который по временам (однако все реже и реже) вылетает из ее груди. В манерах Натальи Павловны есть что-то мужественное, не терпящее ни противоречий, ни оправданий. Высокая и худая, она сложена как-то по-мужски, голос имеет резкий и повелительный, поступь твердую и взор светлый и проницательный. Ни одна дворовая девка не укроет от нее своей беременности, и если, паче чаянья, случается такой грех, то виновная скорее спешит с повинною, зная, что это все-таки лучшее средство смягчить гнев строгой госпожи. Приятно видеть, как она сама за всем присматривает, сама всем руководит и сама же творит суд и расправу, распределяя виновным: кому два, кому три тычка. Велемудрых иностранных очков она не носит и, будучи с детства поклонницей патриархального воззрения, с большою основательностью полагает, что ничто так не исправляет ленивых и не поощряет ретивых, как тычок, данный вовремя и с толком.

«Не нужно только зря рукам волю давать, — говорит она, развивая теорию тычков, — а то как не наказывать — наказывать надо!»

При Наталье Павловне живет сын ее Яков Федорыч, который, несмотря на свои двадцать пять лет, продолжает быть известным в околотке под именем Яшеньки.

504

М.Е. Салтыков-Щедрин. Из других редакций. Яшенька // Салтыков-Щедрин М.Е. Собрание сочинений в 20 томах. М.: Художественная литература, 1965. Т. 4. С. 502—504.
© Электронная публикация — РВБ, 2008—2024. Версия 2.0 от 30 марта 2017 г.