III

ТЕКСТЫ САЛТЫКОВА В «МАТЕРИАЛАХ...» ДЛЯ ЕГО БИОГРАФИИ
АРСЕНЬЕВА

В известных «Материалах для биографии М. Е. Салтыкова» К. К. Арсеньева приведен ряд текстов писателя 1850-х годов. Тексты были извлечены автором «Материалов...» из бумаг Салтыкова вскоре после его смерти. Через год после обнародования «Материалов...» (первая публикация — «Вестник Европы», 1890, №№ 1 — 2) все бумаги, взятые у вдовы Е. А. Салтыковой, сгорели при пожаре дачи К. К. Арсеньева.

В настоящей публикации курсивным шрифтом печатаются тексты Салтыкова, приводимые Арсеньевым в кавычках. Прямым шрифтом набраны комментирующие и связующие тексты самого Арсеньева, а также тексты Салтыкова, приводимые им в изложении и в сокращении.

314

К письму 26

1

ЗАМЕТКИ, СДЕЛАННЫЕ ПРИ ЧТЕНИИ КНИГ В ВЯТКЕ

...Недостаток <в Вятке> живой беседы с единомышленниками-друзьями Салтыков старался пополнить чтением. В его бумагах сохранились заметки, озаглавленные: «Об идее права»; сохранился также приступ к биографии Беккарии; и то и другое написано на бланках «советника вятского губернского правления». В бланк, на котором начата биография Беккарии, вложен лист бумаги с несколькими выписками из этого писателя; к одной из них присоединено возражение Салтыкова. «Люди, говорит Беккариа, согласились, молчаливым контрактом, пожертвовать частью своей свободы, чтобы пользоваться остальным спокойно и чтобы воздерживать постоянные усилия отдельных лиц к восстановлению полной свободы». «Нельзя себе представить, — замечает по этому поводу Салтыков, — чтобы человек мог добровольно отказаться от части свободы, да и нет в том никакой необходимости». Заметки «Об идее права» также, по-видимому, внушены чтением Беккарии; но, судя по некоторым выражениям, они принадлежат, всецело или большею частью, самому Салтыкову. Мы приведем из них все более существенное. Начинаются они указанием на важность сравнительного изучения уголовных законов, в которых «отражается, со всеми ее безобразными или симпатическими сторонами, внутренняя и внешняя жизнь народов. Если нравы народа мягки, если в сознании народном живет идея правды, то законодатель является не исключительным запретителем или равнодушным карателем известной категории действий, называемых преступлениями. Спускаясь в глубочайшие тайники природы человеческой, он приходит если не к полному признанию ее слабостей и заблуждений, то, по крайней мере, к тому полному любви и снисхождения взгляду, при котором известное действие является не столько преступлением, сколько результатом ненормального, болезненного состояния человека. Напротив того, если дикость и необузданность составляют главную черту народного характера, уголовный кодекс его является полным жесткости и исключительности, принимает формы отрицательные, не хочет иметь дела ни с побудительными причинами действий, ни с их последствиями. Редко случается так, что уголовный кодекс является

315

не продуктом народной жизни, а чем-то случайным, внешним, примененным к народу без всякой живой с ним связи. Такие факты никогда не проходят даром; рано или поздно народ разобьет это Прокрустово ложе, которое лишь бесполезно мучило его. Как бы ни был младенчески неразвит народ (а где же он развит?), он все-таки никогда не хочет улечься в тесные рамки искусственно задуманной административной формы».

За этим общим вступлением, — не лишенным, думается нам, внутренней связи с служебным опытом Салтыкова, — идут отдельные замечания, из которых, по-видимому, должно было, впоследствии времени, сложиться нечто целое. «Что такое преступление? Не есть ли это действие воли человека, направленное к увеличению суммы личного благосостояния, действие вполне законное, если оно направлено так, что не приносит ущерба другим, и преступное, если оно влечет этот ущерб»... «Причины, имеющие влияние на меру наказания образованность, чувствительность, предрассудки касты и т. п.,так неуловимы, что не могут быть принимаемы в расчет. Притом в самой грубой касте могут быть исключения; почему же это исключение понесет на себе инфамию 1, сопряженную с идеей всей касты? Поэтому самое лучшее тут обследовать всю жизнь преступника». Чтобы понять мысль Салтыкова об «инфамии, сопряженной с идеей касты», нужно припомнить, что для лиц непривилегированных сословий наказание плетьми и наложение клейм служило прибавкой к главному наказанию (ссылке в каторгу или на поселение), которому они подвергались наравне с лицами привилегированными... «Есть преступления прямо против естественного права, против личности; есть преступления против гражданского (искусственного) права, но которое так срослось с нами, что принадлежит к первой категории (преступления против собственности, против чести и т. д.); наконец, есть преступления, принадлежащие исключительно духу времени (политические). Первые для всех запрещены, вторые только для тех, которые достаточно развиты... Развить это 2. Первые не требуют подробного указания в законе; вторые и особенно третьи должны быть указаны до мельчайшей подробности». Несмотря на всю отрывочность всех этих вышеприведенных нами замечаний, они показывают


1 Бесчестие, низость (от франц. — infamie).

2 Этой оговоркой объясняется кажущаяся парадоксальность некоторых из числа вышеприведенных заметок. Мы имеем здесь дело, очевидно, только с беглыми набросками мыслей, занимавших и волновавших Салтыкова. (Прим. К. К. Арсеньева.)

316

с достаточною ясностью, в каком направлении работала мысль Салтыкова. На другом листе, относящемся, судя по почерку и бумаге, приблизительно к тому же времени, начато, по-видимому, рассуждение о том, имеет ли всякий член общества право требовать от него насущного хлеба. На этот вопрос дается отрицательный ответ, но в таких выражениях, которые едва ли заключают в себе настоящую мысль автора: «Пусть всякий в эТомире отвечает за себя и для себя! Тем хуже для тех, которые считаются лишними на земле! Слишком много было бы хлопот, если бы нужно было давать хлеба всем вопиющим о голоде!.. Так как население беспрестанно стремится превзойти средства к существованию, то милосердие есть безумие, есть поощрение к нищенству». Мы едва ли ошибемся, если скажем, что Салтыков хотел выставить в самом ярком свете крайности мальтузианства — и затем перейти к его опровержению...

Между бумагами Салтыкова оказалось еще несколько страниц выписок, в русском переводе, из Токвиля («De la démocratic en Amérique»), Вивьена («Etudes administratives») и Шерюеля («Historie de l’ administration monarchique en France»), также, кажется, сделанных в Вятке или вскоре после выезда оттуда. И здесь можно найти некоторые указания не только на то, что́́ занимало Салтыкова, но и на то, что́ ему нравилось. Вот, например, что он выписывает из Токвиля и Вивьена: «Центральная власть, как бы ни была просвещенна, не может обнять все подробности жизни великого народа; когда она хочет своими средствами управлять многоразличными пружинами народной жизни, она истощается в бесплодных усилиях»... «Предупредительный элемент ослабляет правительство. Оно делается ответственным за все, делается причиною всех зол и порождает к себе ненависть. С другой стороны, граждане теряют всякую самодеятельность»...

Арсеньев. Материалы..., с. 3335.


М.Е. Салтыков-Щедрин. Приложения. III. Тексты Салтыкова в «Материалах...». 1. Заметки, сделанные при чтении книг в Вятке // Салтыков-Щедрин М.Е. Собрание сочинений в 20 томах. М.: Художественная литература, 1976. Т. 18. Кн. 2. С. 315—317.
© Электронная публикация — РВБ, 2008—2024. Версия 2.0 от 30 марта 2017 г.