19 февраля 1883. Петербург
19 февраля.
Многоуважаемый Николай Андреевич.
В Моисеевом законе значилось: око за око, зуб за зуб. С тех пор уж Новый завет вышел, а Вы все помните Моисея, только переделали его изречение и говорите: письмо за письмо.
А я между тем весь поглощен новыми заботами, налагаемыми на меня вторым предостережением 1. И совсем мне не весело. Дело в том, что я прекращаю писание и уже с февральской книжки Вы ничего моего не увидите 2. Желал бы дотянуть «Отеч<ественные> записки» до конца года, но успею ли в том — не знаю. Во всяком случае, убежден, что если я буду продолжать писать, то не дотяну. Поэтому и прекращаю. Такое мнение установилось, что надо мне зажать рот — очевидно, что не мне ему противоречить. Хорошо, что это случилось уже тогда, когда катит под шестьдесят, а не раньше. И за то спасибо, что дали тридцать лет говорить... заикаясь.
А болен я по-прежнему — это своим чередом. Боткин пить молоко заставляет и притом говорит не «пить», а вводить молоко в желудок. А Соколов приедет, посмотрит на окурки в пепельнице и спрашивает: это вы сегодня выкурили? — Да, сегодня, а что? — Нет, ничего, курите!!
Я же молоко терпеть не могу, а курить — люблю.
Вот все, что в настоящее время могу о себе сказать.
До свидания; передайте наш дружеский привет многоуважаемой Софье Петровне и будьте здоровы.
Преданный Вам
М. Салтыков.