ПРИВЕТ
(Стр. 473)
Впервые — ОЗ, 1876, № 6 (вып. в свет 21 июня), стр. 459—476, под заглавием «Благонамеренные речи. Привет».
Рукописи и корректуры не сохранились.
Публикация очерка в ОЗ привлекла внимание цензора. Но донесение цензора в Путербургский цензурный комитет было составлено в умеренных тонах, и комитет остановился на мягкой мере — неофициальном сообщении об очерке «Привет» начальнику Главного управления по делам печати1.
При подготовке очерка для изд. 1876 в рассуждениях рассказчика в начале очерка (стр. 474—475 наст. тома) были произведены некоторые изменения, вызванные, возможно, необходимостью устранить цензурные замены и изъятия: слово «склав» (от нем. Sklave или франц. esclave) повсюду заменено на «раб», в конце абзаца «Мне было стыдно...» (стр. 474 наст. тома), обрывавшегося в ОЗ словами «...всем существом своим понял», появилась фраза: «что он весь, с ног до головы, — раб». По всему тексту была проведена также мелкая стилистическая правка.
В изд. 1880 и изд. 1883 очерк перепечатывался без изменений.
Завершающий «Благонамеренные речи» очерк «Привет» написан Салтыковым сразу по возвращении на родину после почти четырнадцатимесячного пребывания за границей, но, по-видимому, все же не в Петербурге, где писатель провел всего неделю, с 30 мая по 8 июня 1876 года, в хлопотах по множеству накопившихся дел, а в Витеневе, куда он приехал 10 июня.
Название очерка — иронично и двузначно. Это и привет писателя родине после длительной разлуки с нею, это и «привет», которым официальная Россия — жандармы и таможенная полиция — встречают на границе возвращающихся домой соотечественников, ожидающих этой встречи, как «Страшного суда».
Вводная часть очерка — одно из многих высказываний Салтыкова, передающих трагическую осложненность его патриотизма, его любви к России. Салтыков был далек от иллюзий и оптимизма по отношению к современной ему буржуазной Европе. Но в равной мере ему были чужды непонимание или идеализация огромной отсталости царской России от развитых стран Запада. Как всегда, в центре внимания Салтыкова находились сопоставления и наблюдения в сфере социальной психологии и гражданского самосознания. Настроения «рассказчика», возвращающегося из чужой стороны домой, к своим, передаются в очерке такими словами:
1 В. Е. Евгеньев-Максимов. В тисках реакции, ГИЗ, М. — Л. 1926, стр. 52—53.
«Мне было стыдно <...> Не страшно было, а именно стыдно <...> Что-то вроде бессильной злобы раба, который всю жизнь плясал и пел песни, и вдруг, в одну минуту, всем существом своим понял, что он весь, с ног до головы, — раб». Эти слова заставляют вспомнить другие и очень близкие им из «Пролога» Чернышевского: «Жалкая нация, нация рабов, сверху донизу — все рабы», которые Ленин назвал словами «настоящей любви к родине, любви, тоскующей вследствие отсутствия революционности в массах великорусского населения»1.
Чтобы приглушить настроения «тоски» и «стыда» перед встречей с «известностью неизвестности» существования по пословице «все мы под богом ходим», «рассказчик» погружается в «мелочи обыденной, чередовой жизни», в разговоры спутников, «благонамеренность речей» которых заключается в том, что они посвящены преимущественно «кулинарным воспоминаниям» насчет еды «у нас» и «за границей». Эти разговоры «представителей русской культурности» в очерке «Привет» — один из блестящих образцов применения Салтыковым его известного принципа: отражение политики в быте.
По теме и по содержанию очерк «Привет», заключающий цикл, теснейшим образом связан с замыслом другого большого, но лишь начатого и незаконченного цикла 1875—1876 годов — «Культурные люди», или «Книга о праздношатающихся» (т. 12 наст. изд.).
Стр. 475. ...один <...> ехал из Парижа; другой <...> из Ниццы; третий <...> из Баден-Бадена, в соответствующие города: Навозный, Соломенный и Непросыхающий. — В первом ряду названы места пребывания Салтыкова в 1875—1876 годах. Во втором — символические обозначения русской провинции (см. о городе Навозном на стр. 514 и 519 в т. 8 наст. изд., о Соломенном городе — в «Истории одного города» там же).
Стр. 476. Пактрэгеры, дистманы — носильщики, посыльные (от нем. Packträger, Dienstmann).
Стр. 476—477. Даже фамилия у него была совсем не культурная — Курицын, тогда как Василий Иваныч был Спальников, а Павел Матвеич — Постельников. — Фамилия Курицын связывается с кличкой «куроцап», которую Салтыков не раз присваивал чинам дореформенной уездной полиции. Фамилии Спальников и Постельников — намекают на служило-дворянское происхождение.
Стр. 477. Сам покойный Михаила Петрович мне сказывал <...> Вот она где, наша Русь православная, была! — То есть М. П. Погодин. Он умер 8 декабря 1876 года. В русской и зарубежной историографии конца
1 В. И. Ленин. Полное собрание сочинений, 5-е изд., т. 26, стр. 107.
60-х — начала 70-х годов велась широкая полемика по поводу происхождения и первоначального обитания славянских племен. Погодин утверждал, что славянские племена пришли в Восточную Европу с Запада, где память о них сохранилась в географических названиях: «...В северной и средней Германии все собственные имена славянские показывают <...> что прежде немцев в этих местах жили славяне: Стрелиц, Шверин, Росток, Кролевец, Гданск...» (М. П. Погодин. Польский вопрос. Собрание рассуждений, записок и замечаний, М. 1867, стр. 131).
Стр. 478. Тюрбо — рыба калкан (франц. turbot).
Стр. 479. Соль, барбю — камбала (франц. sole, barbue).
Антреме — приправы к жаркому (франц. entremets).
Буйль-абесс — рыбная похлебка с чесноком и пряностями (франц. bouilleabaisse).
Стр. 480. Мещанин во дворянстве — «герой» одноименной комедии Мольера.
Пуле — цыпленок (франц. poulet).
Жарден даклиматасьон — зоологический сад в Париже (франц. jardin d’acclimation).
Стр. 481. Пулярка — откормленный цыпленок (от франц. poularde).
Савёр — вкус (франц. saveur).
Филе де-каннетон — филе утенка (франц. filet de caneton).
Пердро — молодая куропатка (франц. perdreau).
Стр. 482. ...так любовно, как будто блудного сына обрели. — Евангельская реминисценция (Лука, XV, 11—32).
..во время осады... — В 1871 году франко-прусские войска осадили Париж, чтобы расправиться с Коммуной.
Лапен — кролик (франц. lapin).
Стр. 484. ...лямуру или ляшозу <...> Мак-Магонша лямуру не любит <...> Кабы <...> как при Евгении... — Лямур, ляшоз — любовь, кое-что (франц. l’amour, la chose), здесь — то же, что «клубничка», «безделица» (см. стр. 634 в т. 5 и стр. 475 в т. 9 наст. изд.). Мак-Магонша — жена президента республики Мак-Магона; Евгения — жена Наполеона III. Распущенность нравов, отличавшая правящую верхушку Второй империи (см. очерк «Еще переписка»), сменилась известной строгостью, определявшейся клерикальной ориентацией Мак-Магона. Об иностранцах, изучавших Париж с точки зрения «милой безделицы», см. на стр. 245 в т. 8 наст. изд.
Же лоннёр—имею честь (франц. j’ai l’honneur).
...амнистию обсуждали. — 17 мая 1876 года французская палата депутатов отклонила проект закона об амнистии участникам Парижской коммуны («СПб. вед.», 1876, №№ 127 и 133, 9/21 и 15/27 мая). Салтыков, по-видимому, присутствовал на этом заседании. См. гл. IV «За рубежом» (т. 14 наст. изд.).
...придет Наполеон <...> — в Кайенну ушлют. — Несмотря на победу республиканцев на выборах во Франции (см. стр. 450 и 615),
бонапартисты не теряли надежды на реставрацию и выдвигали принца Наполеона как законного претендента на престол. Кайенна — город во Французской Гвиане (Южная Америка), место ссылки политических заключенных, в частности многих коммунаров.
Стр. 485. ...турки-то тоже конституции запросили! — В мае 1876 года в Стамбуле состоялись манифестации с требованиями конституции.
...его в окру́гу гонят <...> голоса́ подавать надо! — Во время избирательной кампании во Франции предвыборные «комитеты» (см. прим. к стр. 450) добивались максимального участия избирателей в голосовании с целью обеспечить большинство голосов своим партиям.
Разве с подводой выгонят... — Согласно земской «подводной» повинности каждая деревня была обязана выставлять определенное количество подвод для разъездов должностных лиц.
Стр. 487. ...в пастухи определят, вместе с Макаром телят пасти велят. — То есть подвергнут ссылке или высылке.