39. ЭПИСТОЛА
К ЕГО ПРЕВОСХОДИТЕЛЬСТВУ
ИВАНУ ПЕТРОВИЧУ ТУРГЕНЕВУ
Не тот еще, мой друг, свободный человек,
Что, предан сам себе, ведет беспечный век
Без пользы для других, без плану и без дела,
Как мысль умом его внезапно овладела.
Я разных зрю его невольником страстей,
Под игом праздности стенящего своей.
Напрасно в свете он рассеянья желает:
Свет, зримый всякий день, его не забавляет.
И между тем как все в движенье вкруг него,
Он только осужден не делать ничего.
Напрасно бы жезлом какой всесильной феи
Он видел все свои исполнены затеи;
Вновь тысящи бы он желаний соплетал
И посреди воды был жажден, как Тантал.
Но тот, кто властвовать умеет над собою,
Один свободен тот. Не спорит он с судьбою,
Но всюду следует призванию ея
И знает, живучи, всю цену жития.
Без наслаждения минуты не проходят,
Раскаяний они и скуки не приводят;
Любовью истины, любовью красоты
Исполнен дух его, украшены мечты;
Искусства, вас к себе он в помощь призывает;
От зависти себя он в вашу сень скрывает.
Без гордости велик и важен без чинов,
Для пользы общия всегда служить готов;
Он чествует родства священные союзы
И, чтоб свободным быть, приемлет легки узы.
Внимательный супруг и любящий отец,
Он властью облечен по выбору сердец;
Счастлив, кто может быть семейства благодетель
Что нужды, дом тому иль целый мир свидетель.
Таков Эмилий Павл равно достоин хвал,
Как жил в семье своей иль как при Каннах пал.
Конечно, жребий тех достоин удивленья,
Что поприще честей прошли без умедленья:
Служить отечеству — верховный душ обет!
И долг стремиться всем, куда оно зовет.
Но коль во множестве ревнителей ко славе
Мне должно уступить, или я буду вправе
Пренебреженною заслугой досаждать?
Мне только что служить, правленью — награждать.
Из трёхсот праздных мест Спартанского совета
Народ ни на одно не выбрал Педарета.
«Хвала богам, — сказал, народа не виня, —
Есть триста человек достойнее меня».
Полезным можно быть, не бывши знаменитым:
Сретают счастие и по тропинкам скрытым.
Сей старец, коего Вергилий воспевал,
Что близ Тарента мак и розы поливал
И в поздну ночь, под кров склоняяся домашний,
Столы обременял некупленными брашны, —
Он счастье в хижине, конечно, находил
И пышности вельмож душой превосходил.
И счастью может ли способствовать богатство?
Желанье собирать есть более препятство,
Чем способ к счастию. «Ах! если б к куче той
Прибавить удалось еще мешок-другой!» —
Вот собирателя одно воображенье.
И расточителя не лучше положенье:
Для роскоши его отверстая душа,
Всечасно к новому веселию спеша,
От коей прочь бежит, ту скуку покупает
И хладно меж забав шумящих засыпает.
Богат, кто, знаючи своим достатком жить,
Желаниям предел умеет положить.
И словом, счастлив тот и тот один свободен,
Кто счастья в крайностях всегда с собою сходен,
В сиянии не горд, в упадке не уныл,
В себе самом свое достоинство сокрыл;
Владыка чувств своих, их бури утишает
И скуку жития ученьем украшает.
Ты, юность подвигам военным посвятив,
В училище трудов дни нежны проводив,
Приятны старости готовишь вопоминанья.
С тобою почерпать мы прежде тщились знанья:
Счастливы отроки, в возлюбленных местах,
Где, виючись, Москва в кичливых берегах
Изображает Кремль в сребре своих кристаллов,
Где музам храм воздвиг любимец их Шувалов,
Где, Ломоносова преемля лирный звон,
Поповский новый путь открыл на Геликон,
Где Барсов стал по нем ревнитель росска слова
И Шаден истину являет без покрова, —
Там дружбы сладостной услышали мы глас;
Пускай и в сединах обрадует он нас.