Горе старого Наума

(С. 141)

Печатается по тексту первой публикации, с восстановлением ст. 73–96 и 141–148 по беловому автографу.

Впервые опубликовано: ОЗ, 1876, № 3, с. 51–60, с датой: «1874» и подписью: «Н. Некрасов», с изъятием по цензурным соображениям ст. 73–96 и 141–148 (перепечатано: Р. б-ка, с. 228–241).

Глава III, т. е. ст. 73–96, впервые опубликована К. И. Чуковским в «Заметке читателя»: Речь, 1914, 3 янв., № 2, с. 2; ст. 141–148: ПССт 1967, т. III, с. 413.

В собрание сочинений впервые включено: Ст 1879, т. III. В прижизненные издания «Стихотворений» Некрасова не входило.

Первоначальные наброски, чернилами и карандашом, без даты, среди набросков других стихотворений, — ИРЛИ, ф. 203, № 36, л. 5 об. — 6 об. и № 31, л. 8 об. (о последнем наброске см. ниже, с. 465, комментарий к циклу «Ночлеги»).

Черновой автограф, чернилами, с авторской правкой карандашом и чернилами, содержащий многочисленные варианты, с датой в конце текста: «7 августа 1874 г., Лука», — ИРЛИ, ф. 203, № 5, л. 7–12. Особенно показательны поиски Некрасовым наиболее точного образа в связи с принципиальной характеристикой сущности кулака (паук на яблоке, рябине, клене, дубе). Несколько раз поэт возвращается и к афористической строфе (ст. 145–148), отыскивая ей соответствующее место в окончательной редакции.

Наборная рукопись, чернилами, с цензорскими вычеркиваниями, правкой и пометами карандашом и чернилами самого Некрасова, — ИРЛИ, ф. 203, № 5, л. 1–5. Ст. 73–96 и 109–148 перечеркнуты красным карандашом, затем черными чернилами. Надпись цензора сбоку на полях: «Не дозволено читать» — зачеркнута карандашом, в верхней части листа карандашная помета рукою Некрасова: «Набрать цифру III и первый стих, а потом 3 строки точек и затем цифра IV». Справа на полях весь текст, изъятый цензором, отчеркнут простым карандашом и сделана помета: «Не нужно». Рядом со ст. 109–148, на полях слева, снова цензорское указание: «Не дозволено читать». Эти строки на полях до ст. 140 отчеркнуты простым карандашом с пометой автора: «Чисто» (л. 3 и об.). Помета, видимо, означала указание наборщику набирать отчеркнутый текст, невзирая на цензорское запрещение. Именно эти строфы Некрасову и удалось отстоять: они были опубликованы в «Отечественных записках». Ст. 141–148 после красного карандаша перечеркнуты чернилами; рядом на полях карандашная надпись: «Не нужно». После ст. 89 в рукописи оставлено место и проставлено семь строк точек. Вероятно, Некрасов намеревался вернуться к разработке этих строф: незавершенные варианты их находятся в черновом автографе (см.: Другие редакции и варианты, с. 354). В конце текста слева перечеркнутая авторская помета чернилами: «Переписано 10 августа», слева подпись карандашом: «Н. Некрасов».

Помимо дат, указанных при публикации в «Отечественных записках» и автографах, время написания произведения подтверждается

457

и письмом Некрасова к А. Н. Еракову от 10 августа 1874 г., отправленным из Чудовской Луки (ЛН, т. 51–52, с. 30), в котором Некрасов сообщает, что, прибыв в Луку 6 июня, он «30 дней читал только корректуры», а затем «принялся писать», и в числе произведений, созданных в эти дни, т. е. с 6 июля по 10 августа 1874 г., упоминает «Горе старого Наума».

В этом же письме Некрасов называет «Горе старого Наума» поэмой. О жанре этого произведения см.: Степанов Н. Н. А. Некрасов. Жизнь и творчество. М., 1971, с. 125; Гин, с. 124–125; Гаркави А. М. Поэма об исторических судьбах России («Горе старого Наума»). — В кн.: О Некр., вып. 3, с. 121. К. И. Чуковский считал «Горе старого Наума» «стихотворной новеллой» (Чуковский К. И. Мастерство Некрасова. М., 1962, с. 234). В свое время на жанр этого произведения обратил внимание и П. Ф. Якубович-Мельшин, отнеся его к «маленьким поэмам» (Мельшин Л. (Гриневич П. Ф.) Очерки русской поэзии. СПб., 1904, с. 166).

По свидетельству земляков Некрасова, прототипом Наума послужил местный богач Понизовкин (см.: Первухин Н. По живым следам. Родовое гнездо Некрасова. — Красная нива, 1928, № 1, с. 11).

Современная поэту критика, говоря о поэме, обвиняла Некрасова в пренебрежении к поэтической форме, считая «Горе старого Наума» в художественном отношении несовершенным произведением (см., например, «Литературную летопись» В. М. <Маркова>: СПбВ, 1876, № 86), т. е. повторяла традиционные обвинения литературных и идейных противников поэта. У В. С<оловьева> особое негодование вызвали весьма прозрачные политические намеки: «Г-н Некрасов давно уже злоупотребляет этими пустынными <sic!> воспоминаниями и намеками <…> Теперь все это производит впечатление надоевшего и беспричинного нытья по поводу старых бедствий, рассматриваемых в сильно увеличивающее стекло» (РМ, 1876, № 95). М. Е. Салтыков-Щедрин, получив экземпляр «Отечественных записок», где была напечатана поэма, спешит написать Некрасову из Ниццы: «„От<ечественные> зап<иски>“ № 3 я получил. „Горе старого Наума“ — одна из прелестнейших Ваших вещей» (Салтыков-Щедрин М. Е. Полн. собр. соч. и писем, т. XVIII, кн. 2. М., 1976, с. 281).

Высокая оценка Салтыкова-Щедрина не случайна: ему было ясно, что Некрасов создал произведение большого социального смысла. В поэме нашел воплощение новый тип пореформенной действительности — кулак-эксплуататор, генетически связанный с образами других произведений («Влас», «Современники»). Образ Наума имеет сложную семантику. Некрасов не просто обличает эксплуататорскую паучью сущность кулака, но показывает и его духовный крах: стяжательство лишило Наума элементарных человеческих чувств и радостей. Образ Наума — еще один приговор, вынесенный Некрасовым хищничеству, еще одно разоблачение власти капитала. Значение поэмы этим не ограничивается. Некрасов ведет речь о родине, о ее судьбах. В поэме звучит страстная вера во всепобеждающую силу народа, его будущее. Процитировав стихи «Мечты! Я верую в народ…», П. Ф. Якубович справедливо заметил: «В устах Некрасова это не только красивая фраза, а действительная „мечта“ настрадавшегося сердца, его последнее убежище и святыня» (Мельшин Л. (Гриневич П. Ф.) Очерки русской поэзии, с. 167). Некрасов напоминает о недавнем прошлом

458

страны, дает понять, что борьба не окончена, что она еще потребует жертв, что готовится «новый бой». Эту идею поэт проводит с помощью метафорических уподоблений (образы ненастья, бури, туч, грома и т. п.), характерных для вольнолюбивой русской поэзии. Основным лейтмотивом поэмы являются знаменитые строки, обращенные к будущему России, к будущему ее народа («Иных времен, иных картин провижу я начало…»). Именно этот мотив определял и определяет отношение современников Некрасова и наше отношение к поэме в целом.

Бабайский монастырь — Николо-Бабайский мужской монастырь в Ярославской губернии, основанный в XVI в.

Большие Соли — село, расположенное неподалеку от Грешнева на берегу Волги.

Перекат — порог на реке.

Паузиться — перегружаться при мелководье на небольшие суда-дощаники (паузки).

В личных, высоких сапогах… — Личные сапоги — кожаные сапоги, сшитые мездрою внутрь.

Чуйка — длинный суконный кафтан халатного покроя.

Душистой поленикой. — Поленика (княженика, княженица) — небольшое растение из семейства разноцветных с красными ароматными ягодами, напоминающими по виду ежевику.


Н.А. Некрасов. Горе старого Наума (Волжская быль) (Комментарии) // Некрасов Н.А. Полное собрание сочинений в 15 томах. Л.: «Наука», 1981. Т. 3. С. 457-459.
© Электронная публикация — РВБ, 2018-2024. Версия 0.1 от 10 декабря 2018 г.