Скатился я съ крутого обрыва въ садъ. Да это загородный увеселительный садъ Хуторокъ. Вонъ и касса. Подошелъ я къ кассѣ билетъ взять. Заглянулъ въ окошечко, а кассиръ-то знакомый — Бѣляковъ. Надо сказать, что съ этимъ Бѣляковымъ вышла у меня одна нехорошая исторія и такъ все запуталось: сталъ я ему бѣльмомъ въ глазу.

Бѣляковъ пилъ чай въ прикуску, а другой кассиръ искалъ ему въ головѣ.

„Ну, — думаю, — пропалъ я, безъ побоя не отпуститъ, убьетъ онъ меня“.

— Моръ на воши! — говорю имъ и вижу: Бѣляковъ побагровѣлъ весь отъ злости, зажалъ въ кулакъ кусокъ пиленаго сахара, всталъ и пошелъ къ выходу.

— Убью! — отчеканилось во мнѣ.

И я присѣлъ на корточки, сталъ такимъ маленькимъ и такимъ тоненькимъ да въ щель подъ дверь и затиснулся, затаилъ дыханіе, слушаю.

Бѣляковъ походилъ около кассы и презлой вернулся.

— Не нашелъ, а попадись только, я ему! — сказалъ Бѣляковъ другому кассиру, и они стали искаться.

А меня точно кто-то все подстегиваетъ: хочу не дышать и не могу удержаться, и, какъ на грѣхъ, языкъ зачесался, я съ дуру-то полѣзъ почесать и чихнулъ.

Бѣляковъ тутъ-какъ-тутъ.

— А! вотъ онъ! — да какъ хватитъ: кусокъ сахара прямо такъ въ високъ мнѣ и вткнулся.