Есть в великой церкви чудный образ Богородицы — как войдешь в великие двери по правую руку, у малого алтаря стоит — и шли слезы от очей Богородицы на очи Христа.
Там и воду дают от алтаря на помазание недугующим и страждущим, на кого наложил Бог руку Свою. И стоит народ — какое отчаяние — одни глаза! — это те, кому нет от людей больше веры, отверженные.
А принесен тот чудный образ в великую церковь из Иерусалима — Иерусалимская Божия Матерь, Марии Египетской небесная поручница.
Дал Бог человеку великую радость — красоту плотскую. И благословил ее на брачном пиру, где была и Матерь Его. Создавый воду, превратил воду в вино на брачном пиру.
Дар Божий — красота плотская — благословенная! Великая идет от нее в мире радость. И был этот дар Божий на Марии Египетской и благословение
Мария Египетская была блудница.
Тайна сия велика.
Как-то перед Воздвижением снарядился корабль плыть из Александрии в Иерусалим на праздник. Богомольцев собралось немало: всем хотелось побывать в Иерусалиме в этот великий праздник. С богомольцами поехала Мария: не поклониться Кресту она ехала, привлекало ее совсем другое — много было на корабле богомольцев, еще больше будет в Иерусалиме!
Ехала Мария на корабле так, денег у нее не водилось — зачем ей деньги? — а нашлись люди, за нее заплатили. Ну, как не заплатить за такую? И, скажу, путь был веселый. Дорога морем опасна, а тут не заметили, как и доехали. Еще бы, с такою разве заметишь? И в Иерусалиме нашлось ей место — ей ли не найти приют? И весело прошла ночь и день на святой земле.
Когда же настал вечер, ударили ко всенощной, богомольцы поспешили в церковь, и Мария за ними в церковь.
Мария была такая, ну, как дома, в Александрии, как там, на корабле, и как эту ночь и день. А те самые люди, — вчера еще из-за нее не заметили они и трудного пути и весело провели с ней ночь и день на святой земле, — эти люди были теперь совсем не такие: как-то само собой, не сговариваясь, обходили они ее, словно боясь коснуться, как чего-то нечистого. И сколько раз пыталась она переступить порог церкви, и всякий раз ее оттесняли. Уж не люди, какая-то сила не допускала ее на порог церкви.
«Или она хуже других?»
Она отошла от дверей. Стала в притворе.
Горкнуло сердце:
«Чем же ты хуже других, горькое сердце?»
И стояла в притворе одна.
Был ей от Бога великий дар — красота, и вот нет ей пути!
И вдруг она поняла: те люди шли ко Кресту, а она так... и всегда, всю свою жизнь все только так, — в первый раз поняла она и твердо решила к прежнему никогда не вернуться.
Горьмя горело горькое сердце.
Кто ей поверит?
«Кто же поверит тебе, горькое сердце?»
И подняла глаза — на белой стене против стоял образ — Божия Матерь: и шли слезы от очей Богородицы на очи Христа.
И смотрела...
— Мне б не обозрить белого света, правду я говорю! — смотрела она к великому сердцу.
И упала слеза от очей Богородицы в горькое сердце и, как свеча, затеплилась в сердце.
Твердо ступила Мария. Переступила порог. Как свеча, слеза теплилась в сердце. Народ перед ней расступался.
широта креста и долгота небеси равна есть!
На горнем месте, видимо всем, воздвигнут был Крест. И шел народ поклониться Честному Кресту. И Мария с народом поклонилась Честному Кресту.
о, лествица, ею же восходим на небеса!
крест пресвятой.
В притворе перед образом Матери Божией — благодарила Мария Божию Матерь.
Был ей от Бога великий дар — красота, и стал для нее дар Божий погибелью.
«Как же ей быть? Где найти отдых горькому сердцу?»
И смотрела... и смотрела к великому сердцу.
И вот издалека голосом милым милой сестры донесло весть:
— Перейдешь Иордан, там тебе отдых!
Всю ночь до белой зари проходила Мария по городу.
Там за церковным порогом осталась вся ее прежняя жизнь, и уж назад не вернется. Странный голос, как оклик весенний, наполнял ее душу.
По утру у городских ворот подал ей какой-то семитку.
В первый раз она приняла Христа ради, купила на базаре три хлебца — будет ей на дорогу.
Зазвонили у Иоанна Предтечи к ранней обедне. Зашла помолиться. Постояла у Иоанна Предтечи. Странный голос, как оклик весенний, наполнял ее душу.
— А что там, за Иорданом?
— За Иорданом? Там и лютому зверю житье не барышно, летают пустынные птицы.
— А как туда перебраться?
И долго искали человека. Нашелся один старичок: он перевезет.
— Там и бывалому пропад.
Умылась Мария Иорданской водою, перекрестилась, села в лодку: три хлебца в руках.
— Ну, и с Богом!
«Перейдешь Иордан, там тебе отдых!»
Сорок лет и семь лет прожила Мария за Иорданом в пустыне.
Был ей от Бога великий дар — красота, и вот Богу вернула она Его дар — красоту: очи — цветам, уста — зорям, тайные помыслы — облаку, страсть свою — солнцу и ветру, зной свой — пустыне.
И духом Божьим наполнилось чистое сердце.
Видел Марию старец Зосима: молилась Мария, не попирая земли — над землею. И не зная, узнала Мария Зосиму. Видел Марию старец Зозима: переходила Мария Иордан — реку: шла по воде, как посуху.
А когда померла она, лев — зверь пришел к сухому ручью и вырыл когтями могилу.
А померла она в страстные дни — в великий четверг у сухого ручья за Иорданом в пустыне.
И видел старец Зосима в час ее кончины, когда ее душа расставалась, видел в церковном притворе на белой стене образ Матери Божией: и шли слезы от очей Богородицы на очи Христа.
Кто знает жалость и скорбь Матери Света, Скорбящей Заступницы нашей! Восхотела из светлого рая вольно во тьму — в ад идти к нам, к грешным и шатким, вольно
с нами остаться нашу трудную бедовать беду — «Не надо мне раю прекрасного, хочу мучиться с грешными!» — и шли слезы от очей Богородицы на очи Христа.