ПРЕМУДРЫЙ ЦАРЬ СОЛОМОН И КРАСНЫЙ ЦАРЬ ПОР
I
В Божьем граде в Иерусалиме был велик царь и благочестив — царь Давид. Состарился царь, а детей все нет. Взмолился царь Давид к Богу: нет ни сына, ни дочери — некому по нем в Иерусалиме царствовать. И услышал Бог молитву: родила царица Версавия сына — царя Соломона.
И был Соломон прекрасен и мудр.
Воспитывал царевича дядька Очкило, верный и добрый царский слуга. Днем царевич с дядькой, на ночь у матери.
И случилось ночью, лежит Соломон, не спится. Потушила свет, улеглась царица Версавия. И слышит Соломон, будто кто-то вошел в палаты, приподнялся он с кровати — от лампад все видно: мужик! А это друг ее любезный, — Мураш, посадкий мужик.
«Ты мне люба и мила и всегда я рад быть с тобой, только боюсь я твоего паршонка, царя Соломона: стану тебя целовать, а он так в глазах у меня, как гвоздь».
«Ах, любезный друг, если ты боишься царя Соломона и из-за того только не можешь со мной быть, я его хоть сейчас — я дам ему смертную отраву».
И успокоила царица дружка. Осмелел Мураш. Тут царевич соскочил с кровати:
«Мужик ты несытый, — закричал он на Мураша, — не по себе виноград щиплешь, сад батюшкин крадешь, чужое поле пашешь, и на краденой кобыле ездишь».
Да из палаты вон — к дядьке Очкилу, да на койку к старику: насмерть перепугал:
«Что такое? Что, царевич? Приснилось ли тебе? Или тебя няньки прогневали?»
«Ой, сбережатый мой дядька, страшное видение мне во сне было: привидилось мне, вошел в палату зверь лютый и стал мою матушку кусать. Встрепенулся я и увидел: лесной зверь медведь вошел в конюшню, сел на любимого царского коня и ну по конюшне ездить».
Очкило по старости лет и неопытности житейской ничего не понял: и какие такие медведи и причем конюшня?
«Ты, царевич, на ночь о медведях не думай, они тебе и не будут сниться».
Наутро царь Соломон, как всегда, занимался до обеда с дядькой, а после обеда к отцу.
«Батюшка, — сказал царь Соломон, — отгадаешь ли, что я тебе скажу?»
«Слушаю», сказал Давид царь.
«Насадил царь виноград, — начал царь Соломон, — все дерева виноградника цвели, а плода от них не было. А цвело в винограднике одно дерево пышнее всех, и дерево принесло плод — червленое яблоко. Положил царь яблоко на золотое блюдо, день смотрит на яблочко да любуется, на ночь в золотой ларец кладет. И однажды, когда сторожа уснули, вскочил в виноградник смердящий скот козел и прогрыз любимое царское дерево».
«Мудра твоя речь», — сказал Давид царь: царь тоже мало чего понял, а вернее, ничего.
А царица Версавия, Мурашу в угоду, только и ждет случай извести царя Соломона.
В ночь уехал Давид царь на охоту. Ночью притащился Мураш к царице в ночевку. Шушукались, а потом и целовались. И велела ему царица обойти тайно Иерусалим — «и отыщи ей отрока, похожего на царя Соломона и приведи немедленно».
Мураш рад-радехонек, смекнул, кирлатый, и ждать себя не заставил: чуть только свет, вернулся, ведет кузнечонка — как раз вровень царю Соломону, однолетки.
Царица тайно Очкилу:
«Сослужи мне, Очкило, верную царскую службу: возьми ты моего сына, царя Соломона, поди с ним на теплое море, заколи его на берегу, вынь сердце, да испечешь, и принеси мне, а тело — в море».
Перепугался старик:
«Матушка-государыня — царица, помилуй царевича и меня, раба своего. Проведает Давид царь, велит меня казнить горькою смертью».
«Не хочешь? Все равно наговорю царю, не избежать — будет тебе горькая смерть».
«Единородного сына...?»
«Не сын он мне, пащенок и супостат. Знать не желаю. Есть у меня сын избранный: будет при старости моей питатель, и по смерти душе моей поминок».
И выводит кузнечонка:
«Вот сын мой — царь Соломон!»
Очкило поглядел на кузнечонка: «куда-а! — царь Соломон?»
«Матушка — государыня, читал я в старых книгах, пишут: не рожен — не сын, не окуплен — не холоп, а вспоя, вскормя, ворога не видать».
«Слушай, Очкило, жизнь или смерть?»
Поклонился Очкило и пошел — едва в дверь попал: обезглазишь.
Встречу царевич:
«Что ты плачешь, сбережатый мой дядька?»
«Как мне не плакать, царевич, я и сказать не смею».
«Говори, не бойся!»
«Ах, царевич, грозила мне матушка твоя, царица Версавия, горькою смертью. «Выбирай, говорит, дядька Очкило, жизнь или смерть?» Велит свести тебя на теплое море, — заколи, вынь сердце, испечешь и принеси ей, а тело — в мо-ре!»
«Воля матушки, — сказал царь Соломон, — что хочет, то и делает. Не тужи, дядька, будем жить!»
Мешкать нечего, взял Очкило старый свой нож, на медведя когда-то с Давидом царем хаживал. И пошли.
Вперед царевич, за царевичем Очкило. Старик и шапку надеть забыл. Не смеет он царской воли ослушаться и царевича больно жаль.
И увязалась за ними собачонка Ритка — Ритка слизал сметану, хватились, он вырвался да бежать. На воле весело: игрался Ритка.
Дошли до моря.
Пустынный берег.
И говорит царевич Очкилу:
Старик и рад и боится: что он царице-то скажет?
«Принесешь царице риткино сердце: заколол, скажешь, сына твоего, царя Соломона, а тело — в море».
Попрощался царевич и пошел, куда глаза глядят.
Остался на берегу Очкило да Ритка. Уж и измучился бедняга, гоняясь за собачонкой — не понимает, глупая, играется, не поддается. Насилу-то сграбастал. Прищемил между коленок, за уши держит, как зайца.
А Ритка почуял и не лает, а только смотрит, точно говорит, и так жалобно:
«Сбережатый дядька, не режь! Ну, что ж, слизал я сметану, ну, накажи. Не режь! дядька!»
Очкило за нож —
«Глупая, ничего-то ты не понимаешь».
Ритка амкнул.
И готово — отлетела звериная невиноватая душа — и только на ноже след жизни, вот столечко крови!
Вынул старик риткино сердце, а сердце все бьется, не понимает, — у старика руки дрожали. Развел огонек, на угольях испек сердце. И домой.
В сумерки вернулся Очкило. Царица не может усидеть на месте.
«Где, где его сердце?»
Очкило положил перед ней черный комочек — риткино сердце.
«Заколол твоего сына, царя Соломона, сердце вынул, а тело — в море».
Царица ухватила уголек — руки жгло ей черное сердце:
«О, лютое! о, злое!»
Вернулся Давид царь с охоты! много зайцев привез — удалась охота. Отдохнул и посылает за Очкилой, пусть приведет сына, царя Соломона.
Оторопел Очкило и к царице:
«Матушка — государыня, царь царевича требует».
«Поди и скажи: сын, мол, твой болен — мозг у него взбунтовался».
Пошел Очкило к царю, сказал царицыно слово:
«Мозг у него взбунтовался».
Давид царь, как был, соскочил с престола да бегом. А у царицы на ее постели кузнечонок: еле дышит, бедняга, очень перепугался.
Взял царь кузнечонка на руки, — а не признать царевича.
«Милый сын мой, — заплакал Давид царь, — погиб я. Мудрость слов твоих помутилась, речистый язык заградился, очи погасли. Нет мне радости, нет упования, печаль пришла на меня».
И оставил царь кузнечонка, сам облекся в черные ризы, наложил на себя пост — помилует ли Бог сына, вернет ли разум, — и многую милостыню раздал ради сына, царя Соломона.
II
Пустынным берегом шел царь Соломон. В сумерки показалась дорога. И привела его дорога в Египет.
На гумне старик молотил рожь и с ним три сына.
Присел царь Соломон на ржаной омет: ему все видно и слышно, а сам он в скрыти.
«Любимые дети, стар я и мать у вас в годах, — сказал старик, — хочу разделить мое имение, чтобы по смерти моей меж вами не было злобы. Есть у меня золото и серебро — первая доля. Есть скот и кони — вторая доля. Есть хлеб — доля третья. Кто мне скажет цену золота и серебра, и от чего сотворены, тому моя казна. А кто скажет: который конь честнее всех, и с которой скотиной человек разговаривает и в которую входит и спит, тому мои кони и скот. А кто скажет, сколько в котором хлебе зерен, тому весь хлеб».
Выслушали дети отца, а ответа не умеют дать. Стоят, опустив цепы. А который помоложе, отошел к омету.
«Что ты печальный такой?» спрашивает царь Соломон.
«А как не печалиться? Отец разделил нам свое добро: казну, коней и скот, и хлеб — что кому достанется. Мудреную задал загадку, — надо мудрый ответ дать. Да ничего не придумаем».
«Пустяки. Я все слышал. Могу на все ответить».
И взмолился стариков сын к царю Соломону:
«Помилуй нас, троих братьев, дай нам мудрый ответ, раздели нас».
«Вы назовете меня своим большим братом?» спросил царь Соломон.
И тот пошел к братьям. Братья согласны. И повели они царя Соломона в дом:
«Вот наш большой брат!»
Старик стал расспрашивать царя Соломона, откуда он и кто его отец? и мать?
«Я из Божьего града Иерусалима. Родитель мой певец, моя мать — блудница; он по горло сидит в воде, просит пить, а напиться не может».
Подивился старик ответу.
«Ну, садись, будешь нам за родного сына, а нашим детям — большой брат».
Сели к столу, поужинали.
И сказал царь Соломон старику:
«Мудрено ты, отец, поведал своим детям о имении. Не могут они ответить, я за них. Первая загадка: золото и серебро: золото от царских очей, золото украшение и честь; серебро — от звезд, серебро — непорочный венец, а стало, и золото и серебро, под рукою кривды от неправды мздой — одних богатит, других разоряет, одного ведет на татьбу а другого на обман. Вторая загадка: о коне и скоте: говорит с конем человек, а покоряются кони коню — осляти, ослик всем коням голова; скотина же, в которую входит человек, — овн: шуба, шапка, рукавицы — все из овчины; а на которой скотине спит человек — мякинная птица гусь; из перьев подушка, из пуха — перина. Третья загадка о хлебе: счет хлебу — зубы: сколько человек откусит — столько зерен в куску, постольку и пожует».
Отец и сыновья задумались.
«Киньте жребий, — сказал царь Соломон, — кому что будет».
Братья кинули жребий.
И досталось: старшему хлеб, середнему казна, младшему кони и скот.
«Старший брат, ты будешь хозяин, а ты — купец, и ты — меньшой — солдат. Вы будете счастливы, только помните: живите не воровством и не клеветой».
«У меня есть две дочери, — поклонился старик, — а им, которая кому женой будет?»
Вошла старуха — мать, а за ней Дуня и Соня.
И сказал царь Соломон:
«Дуня — попадья, Соня — губернаторша».
Стали старик и старуха на колени:
«Скажи твое имя».
«Соломон».
«Будь же, Соломон, наш наставник».
«Я буду пасти ваши стада».
И остался царя Соломон жить в египетской деревне. Днем скотину пасет, вечерами с ребятами потешные суды судит.
И о судах царя Соломона шла молва — не было от века мудрее отрока! — шла молва из Египта, докатилась до теплого моря до Божьего града Иерусалима.
Смущал Давида царя кузнечонок.
Затеет с ребятами игру, понаделают деревянных молотков и колотушек, примутся на лавке ковать. Только и игры, что куют.
И раздумался царь Давид: да сын ли его этот кузнечонок? А тут молва из Заморья о премудром отроке в Египте. Не его ли это сын Соломон в Египте? Тоже кузнечиха зачем-то на царской кухне торчит. Нет ли тут подмены какой?
Призвал Давид царь Очкилу:
«Скажи мне всю правду о моем сыне, о царе Соломоне. Вижу не сын мне этот кузнечонок. Где мой сын, царь Соломон?»
Не устоял Очкило, во всем царю повинился.
«Согрешил я, достоин смерти».
И рассказал о царице Версавии, как задумала царица погубить сына, и о теплом море, где зарезал он собачонку Ритку и о печеном риткином сердце.
«А откуда взялся кузнечонок и куда пошел царевич, про то я ничего не знаю».
«Отыщешь мне царя Соломона, жив будешь, — сказал Давид царь, — не отыщешь: смерть!»
И велит Давид царь Очкилу, захватя с собой царскую золотую карету, да людей смышленых, немедля ехал бы в Заморье.
«Не отыщешь царевича, — повторил царь, — смерть».
Услышала царица Версавия, что царь Соломон жив и Очкило поехал за ним в Египет, очень испугалась. Долго не думая, подсыпала она кузнечонку в гурьевскую кашу подсахаренного зеленого яду. И кузнечонок, сладкой каши поевши, протянул бы ножки за милую душу, да счастьем случилась на кухне кузнечиха, парным молоком его и отпоила. И увела с собой в царскую кузню. Так пропал с глаз кузнечонок к удовольствию царицы.
А посадский мужик Мураш, со страха перед царем Соломоном, залез в царицын гардероб, там и удавился.
III
Как велел Давид царь, так Очкило и сделал: подобрав товарищей посмышленей; да захватя царскую золотую карету, пустился на поиски за царем Соломоном. И много городов объехав, плутал в пустыне — горя-то, горя натерпелся, волоча по пескам тяжелую золотую карету, а нигде не мог найти царя Соломона. Отчаялся старик, повернул было к дому — на свою смерть: «не отыщешь царевича, — смерть!» и угодил как раз в ту самую египетскую деревню, где стоял Соломонов «сплетень-город» и за потешным городом паслись стада.
С первого слова наговорили Очкилу столько всяких чудес о премудром отроке и его потешных судах, сомнений нет, что египетский отрок и есть царевич. А чтобы не вышло и еще какого обмана, решил Очкило тайно самому испытать и самолично удостовериться.
Тайно подступил Очкило под Соломонов сплетень-город.
Пришла к царю Соломону корова, жалуется на быка: выбил рогатый из-под коровы теленка.
«Заступись, накажи, царь, Буя. Бычок мой погиб!» жалобно мычала Касатка.
Скликнул царь Соломон из стада быков. И судил Касатку с Буем. И приговорил быка к казни. Ухватя за рога, поставил его к столбу.
Избодали Буя быки.
Истерзанного, простил его царь Соломон. И пошли назад в поле быки и с ними Буй и Касатка.
Очкило вышел из своего тайника.
«Признаешь ли, царевич, твоего сбережатого дядьку?» — да в ноги.
Как не признать старика:
«Очкило!»
И царь Соломон стал расспрашивать о Иерусалиме, о царе и царице. А Очкило ему о кузнечонке: «гурьевской кашей объелся!» — и о посадском Мураше: «нашли в гардеробе под царицыным сарафаном, притворился мертвым!» — и о себе, как сам он с золотой каретой плутал по пустыне — «сколько горя натерпелся, раз чуть волки не съели».
«Велено от царя отыскать тебя: не отыщу — смерть!»
«Скажи Давиду царю: „сын твой царь Соломон жив и в третье лето будет в Иерусалиме, а явится втайне“».
И как ни упрашивал Очкило домой немедленно ехать, царь Соломон стал на своем.
Так и вернулся Очкило домой один с царской золотой каретой. А царь Соломон в тот же день покинул Египет. Путь ему в глубокую Индию к красному царю Пору.
IV
За красоту лица и мудрость полюбился царь Соломон красному царю Пору. И велено было царю Соломону быть у царицы в кравчих.
Царица души не чаяла в кравчем. Она подарила ему золотой царский перстень красного царя Пора. И жил с нею царь Соломон, как муж. И еще дала она ему три самоцветных камня: в ночи, как свечи, горят, днем сияют, как солнце. И много казны: золота, серебра, слоновых зубов и пестрой парчи.
И когда прошло три года, снарядил царь Соломон корабль и отплыл в теплое море.
«Гость-заморянин из чудесной Индии с дорогими товарами!» облетело по улицам Иерусалима.
И никто не узнал в чудесном индее царя Соломона.
Давид царь велел явиться к себе во дворец индейскому гостю. А царица Версавия послала на корабль своих сенных прислужниц осмотреть товары царя Соломона. Царь Соломон показал самоцветные камни. И захотелось царице самой взглянуть на диковинки.
Царь Соломон от царского стола прошел к царице.
«Слышала, — сказала царица, — у тебя на корабле самоцветные камни».
«Есть, царица, три камня».
«Продай мне».
«Один камень Давиду царю, другой я оставлю себе, а третий...»
«Продай мне!»
«Третий — той, что проведет со мной ночь».
И положил перед царицей самоцветные камни: в ночи, как свечи, днем сияют, как солнце.
Она его за руку:
«Гость-заморянин, я согласна!»
Царь Соломон затаился.
«Гость-заморянин, или жаль тебе камня?» и потянула его за собой.
Царь Соломон шел за ней, не подымая глаз.
«Чего ты боишься?» и, обняв его и целуя, села с ним на свой одр.
Но царь Соломон не отвечает.
И она взяла его за руку — и к себе на грудь:
«Гость-заморянин!..»
«Я ею вскормлен», сказал царь Соломон, касаясь груди.
Она подвинула его руку себе к чреву.
«Гость-заморянин!..»
«То мой терем, сказал царь Соломон и, отдернув руку, поднялся, — смотри, я не гость-заморянин».
Встрепенулась царица.
«Я твой сын, царь Соломон».
И обняв мать, сел с нею.
Не подымая глаз, затаившись, сидела она. А он не находил слов.
Сенные прислужницы заглянули было в царицыну палату звать царицу чай пить, да скорее на попятный.
Шепнули царским лакеям. И облепили холуи дверные скважины и щелки. Донесли Очкиле. Проверил дядька: в самом деле, сидит царица, обнявшись с индеем. Да к царю.
Не верил Давид царь царице Версавии, только виду не показывал: силой любовь не возьмешь. А тут как обухом: схватил он меч и, не помня себя, за Очкилой в царицыны палаты.
«Царь! — стал царь Соломон, — я не гость-заморянин... батюшка, я сын твой, царь Соломон».
И силы оставили Давида царя, меч выпал из его рук, и сам он лежал, распростертый на земле, как мертв. А когда очнулся, воззвал он к Богу — благодарил за сына, что спас от напрасной смерти и вернул его в дом.
Весь Божий град Иерусалим сошелся в царский дворец с дарами на поклон царю Соломону.
И перед лицом всего народа возвел Давид царь царя Соломона на свой царский престол, подал в руки скипетр:
«Радуйся, царь Соломон!»
И трижды повторили за царем:
«Радуйся, царь Соломон!»
И была радость по всему Божьему граду о царе Соломоне.
V
Говорил Давид царь царю Соломону:
«Есть у Волота, цареградского царя, дочь — царевна Милена: будет она тебе жена».
Царь Соломон слышал о красоте цареградской царевны и полюбилось ему царское слово.
Был послан в Царьград дядька Очкило. И привез Очкило невесту. Повенчался царь Соломон с царьградской царевной Миленой. И стали они жить — и — быть в любви и мире.
Раздумался царь Соломон и послал красному царю Пору его царский перстень, тайный подарок царицы.
Опечалился царь Пор: обманул его царь Соломон! Царицу удалил от себя и затеял отомстить царю Соломону.
И спрашивает красный царь Пор своих индейских князей и верных слуг:
«Кто из вас достанет мне жену царя Соломона — царицу Милену. Хочу отомстить царю Соломону!»
До трех раз обращался красный царь Пор: и никого не нашлось — один царю ответ:
«Царь Соломон мудр, не отнять у него царицы».
А был у красного царя приближенный, хитрый человек, псоглавец Гусюк. И говорит псоглавец:
«Я могу это дело сделать... Снаряди мне корабль, дай мне золота-серебра, да еще нужны мне твои жемчужные перчатки. Я привезу тебе царицу Милену».
Царь Гусюка послушал: снарядил псоглавцу богатый корабль, дал и свои жемчужные перчатки. И отплыл Гусюк на теплое море.
Весь Иерусалим собрался на берег. Удивились богатому индейскому кораблю и псоглавому корабельщику.
Не случилось в ту пору в Иерусалиме царя Соломона: задумал царь строить великую Божью церковь — храм Соломонов и жил царь на Тивириадском море у мудрецов: учился небесным и подземным наукам. В Иерусалиме осталась одна царица Милена.
Донесли царице Милене, что среди товаров есть на индейском корабле перчатки, не простые перчатки, а жемчужные:
«Ни чьим рукам, царю и царице носить».
Как не соблазниться, не захотеть такой диковинки? Пошла царица на корабль.
Гусюк разложил перед ней товары, вынул и жемчужные перчатки.
«От красного царя Пора».
«Почему ты называешь царя красным?»
«Нет его краше».
«А есть у красного царя царица?»
«Была. Да обманула со своим царем Соломоном. Царь ищет себе невесту».
«С царем Соломоном... Я ничего не знала. Я иду за красного царя Пора».
«От него за тобой и послан».
«А как уйти от царя Соломона?»
«Это уж мое дело».
«Он всюду настигнет».
«Я дам тебе забыдущего зелья: тело твое обомрет, как мертвую увезу тебя».
Царица на все согласна: она ничего не знала — она отомстит царю Соломону.
Гусюк дал ей забыдущего зелья.
Вернулся в Иерусалим царь Соломон, а царица Милена: лица на ней нет, свернулась, как заяц. Затужил царь Соломон, а ничем не поможешь. Сказали, из Индии гость — хитрый человек. Позвал Гусюка, просит помочь. Но и псоглавец ничего не может:
«Что рождено, то страждет!» воскликнул царь Соломон.
Он не хотел верить. «А что, если жива?» И, раскалив железо, клещами прожог ей руку. Мертвая не пошевелилась.
«Что рождено, помрет!» повторил псоглав.
Обрядили ее по- царски, в жемчужном гробу вынесли в белую церковь.
На третий день в ночь подкараулив, когда царь Соломон вышел из церкви, навел псоглавец на сторожей мертвый сон и проник в белую церковь.
Утром, в день похорон, прибегает Очкило к царю:
«Царица пропала. И псоглавец со своим кораблем скрылся: пал туман на теплое море, хватились, а его и след простыл».
Ударился царь Соломон о землю, соколом полетел под облаки — и в небе не нашел царицу; обернулся лютым зверем, пустился по полям и пустыням — нигде нет царицы; нырнул щукой в море — и в море ее нет.
«Что рождено, помрет!»
И он растерзал на себе одежды и, сорвав с головы царский венец, смял его, как ком глины.
Молодящим зельем оживил Гусюк царицу Милену. Невестой спешила царица Милена к красному царю Пору. Плыл корабль быстрее ветра.
И была радость в чудесной Индии у красного царя Пора.
И вот приезжает из Индии посол с письмом от царя Пора.
«Брат Соломон, — пишет красный царь, — ты взял мой царский перстень и с ним мою жену, теперь мой черед — я взял твою царицу».
Легко с попутным ветром переплыл царь Соломон со своим войском теплое море.
А как трудно было идти по пустыне — трехглавые змеи, слоны и скорпии преграждали путь в чернокаменный Просиян город — матерь индейских городов, где царствовал красный царь Пор.
Победив все напасти, стал царь Соломон под городом в скрытии.
«Стойте, ждите, слушайте, — сказал царь Соломон своему войску, — протрублю в первый раз, седлайте коней; протрублю во второй раз, садитесь на коней; в третий раз затрубит труба, спешите. А не услышите третьей трубы — возвращайтесь домой в Иерусалим».
И, сбросив с себя царское платье, нищим, каликой — перехожей, один пошел в великий и чудесный город.
Золотом стенных забрал и башен в драгоценных камнях сиял Просиян город, грозно сверкали хрустальные оконца царского дворца, крытого золотом.
Громко сказал царь Соломон под окном царицы:
«Подай калике-перехожей милостыню ради красного царя!»
Знакомый голос. — Царица Милена велит привести калику.
«Подай калике — перехожей милостыню ради красного царя!» повторил царь Соломон, оставшись один на один с царицей.
«Царь Соломон, ты зачем?» горько сказала царица Милена.
Тихо сказал царь Соломон:
«Чем ты прельстилась?»
«Царь Соломон, тебе живу не быть».
«Я пришел за твоей красотой», — сказал царь Соломон по-разбойному.
Царица Милена, как стряхнув с сердца обиду, с пущей горечью и полна любви:
«Царь Соломон, зачем ты скрыл от меня?..»
«Неудержимого не удержишь».
«Царь Соломон, твоя смерть идет».
Рассмеялся царь Соломон:
«Не моя, а его».
«Царь Соломон, как я люблю тебя».
Каликой — перехожей нищим стоял перед ней царь Соломон. И было им одно желание и сердце было им одно — на радость.
Громом загремели шаги.
Царица Милена открыла сундук. И когда в палаты вошел царь Пор, она стояла одна. Скрыв царя Соломона, не могла она скрыть — она вся полыхала.
«Я красный царь, но ты краше».
«Что ты любеешь меня? — воскликнула царица Милена, — царь Соломон пришел».
«Его костей ворон не соберет...»
«Царь Соломон!»
И вышел на ее зов царь Соломон, не царь, нищий, калика-перехожий, он взял ее за руку:
«Моя жена».
«Была бы твоей, была бы в твоем царстве».
Царь Соломон не пошевельнулся: крепко и непреклонно рука с рукой и сердце билось, как одно сердце.
«Какой ты хочешь смерти?» — тихо сказал красный царь.
«Твоя царская воля».
«Я велю тебе голову снять или размечу по улицам, утоплю в стоячей канаве, или хочешь красную смерть?»
Еще тише сказал царь Соломон:
«Дай мне красную смерть».
Высоко на каменном помосте поднялась виселица — три оселка — золотой, серебряный и шелковый.
«Царская грозная смерть поставлена красным царем Пором на премудрого царя Соломона!» возвестил палач.
И весь Просиян город сошелся к помосту смотреть на красную смерть премудрого царя Соломона.
И когда ступил царь Соломон на помост и поднялся на третью ступень —
«Красный царь, прикажи дать рог — любил я в рог трубить!» — сказал царь Соломон.
Палач подал ему серебряный рог.
И затрубил царь Соломон:
«Седлайте коней, спешите к царю!»
И поднялся на шестую ступень:
«Красный царь, дай мне еще раз в рог поиграть!»
Палач подал ему серебряный рог.
Еще звонче запела труба:
«Поспешайте, не жалейте коней!»
«Чего медлишь? Три петли: выбирай по душе — золотая, серебряная, шелковая», — оборвал палач.
Царь Соломон взошел на последнюю, седьмую ступень. Оглянул Божий мир в последний раз. И увидел из-за черной кремлевской стены стальной лес.
«Красный царь, позволь мне в последний раз!»
Палач подал ему серебряный рог.
И тихо заиграл серебряный рог.
И еще светился, тая, последний его звук, как в серебряную тишину ворвался лязг и тупой бубенчатый тык: Соломоново войско из-за черной кремлевской стены оступило каменный помост. И завизжала кроворуть. И кого как — как помелом промело.
Первым вскочил на помост кузнечонок — нынче царский кузнец Вакула.
«Здравствуй, названный брат, царь Соломон!»
И царь Соломон сошел с помоста.
А на его место на всенародную казнь поднялся красный царь Пор.
«Красный царь, горька твоя смерть!» — сказал на прощанье царь Соломон.
«Премудрый царь Соломон, жизнь на земле еще горше».
Это было последнее слово красного царя Пора.
И качались три петли на каменном помосте — золотая, серебряная и шелковая — красный царь Пор, псоглавец Гусюк и индейский палач.
А народ кричал — весь мир:
«Здравствуй, царь Соломон!»
С царской короной красного царя Пора и с царицей Миленой вернулся царь Соломон из чернокаменного Просияна города в Божий град Иерусалим строить великую Божью церковь — храм Соломонов.