Глава XXXII
Миша Котиков

Миша Котиков поднял кресло с пациентом. Электрическая машина загудела, и на резиновой трубочке игла с зубчатым утолщением завращалась; электрический свет освещал потолок и мягко падал

121

вниз; лицо пациента было пронзительно освещено подвижной лампочкой. Через полчаса корень был вычищен и можно было надеть коронку.

Миша Котиков достал флакончик, зачерпнул немного жидкости стальным инструментиком, насыпал из двух флакончиков две кучки на толстое матовое стекло.

Он приготовлял пасту, и тут появились рифмы.

Но быстро сохнущая паста не позволяла ему на них сосредоточиться и требовала к себе внимания.

Михаил Петрович заполнил зуб пациента предохраняющим веществом, наполнил золотую коронку пастой и ловким движением надел ее на еле видные стенки зуба.

Стал держать двумя пальцами и смотреть в окно.

Теперь он на некоторое время свободен.

Котиков долго искал темы. «Нет для этого внешнего толчка», — вздохнул он. — Сейчас, — сказал он и вынул руку. Заглянул в рот. Коронка сверкала, как плоскогорье из чистого золота.

Обрадовался Миша Котиков и опустил кресло с пациентом.

Миша Котиков в восторге подошел к окну.

«Вот что мне надо было: золотое плоскогорье, один момент есть для стихотворения».

— Следующий, — приоткрыл он дверь.

Вошла домашняя хозяйка и стала охать.

— Какой зуб у вас болит?

— Передний, сынок, — раздалось из глубины кресла.

— Запущен, — внезапно пробасил Миша Котиков. — Придется удалить. Что ж вы раньше не пришли?

— Денег не было, только вчера племянник из Китая возвратился.

— Из Китая? — удивился Миша Котиков.

Миша Котиков мыл руки. Только что ушел, не закрывая рта, молодой человек с серебряной пломбой. Миша Котиков достал афишу из кармана:

— «Сегодня в 8 часов в Академии наук состоится лекция профессора Шмидта: „На островах Лиу-Киу“».

— Черт знает какое поразительное сочетание, — удивился Миша Котиков. — Вот то, что я ищу. Вроде пения соловья и мяуканья кошки. Вот бы в стихотворение вставить.

Он перетер инструменты, положил их в стеклянный шкафчик на стеклянную полочку и отправился домой переодеться.

Он надел единственные шелковые розовые кальсоны и носки в полоску, постукал себя по молодой груди, подошел к зеркалу.

122

— Я джентльмен, — осмотрел он себя, — меня зовут, меня хотят, я должен идти.

Он перечел письмо Екатерины Ивановны.

— Ну да, я знаю женщин, — снисходительно улыбнулся он.

По пути разразился весенний ливень. Михаил Петрович принужден был скрыться в первую попавшуюся парадную. Там он встретился с Троицыным.

Троицын, сияя, перечитывал измокшую записку.

Миша Котиков похлопал его по плечу.

— Меня преследуют женщины, — обратился Троицын к Мише Котикову, — просто я нарасхват.

— Должно быть, последствие войны, — объяснил Миша Котиков. — Мы, мужчины, теперь нарасхват.

Они, взяв друг друга под руку, прислонились к стене.

— Да, нас, мужчин, теперь мало, — растрогался Троицын. — А жаль, сколько прекрасных убито!

— А знаете, Александр Петрович считал женщин низшими существами, — высунулась на улицу голова Троицына.

— Как мне не знать этого! — выскочил на улицу Миша Котиков. — Слава Богу, я жизнь Александра Петровича подробно изучил.

Голова Троицына спряталась.

Котиков подставил руку под дождь.

Голова Троицына снова высунулась на улицу.

И вдруг, без перехода, молодые люди стали хвалить стихи друг друга. Причем Троицын хвалил неумеренно, Миша Котиков — умеренно.

— В ваших стихах дышит Африка, — говорил невидимый Троицын.

— Ну и ваши стихи прелестны, — отвечал снисходительно Котиков. — Они красивы, — как бы размышляя, продолжал он.

Дождь, хотя и мелкий, шел. Миша Котиков снова вошел в парадную. Но, несмотря на то что голова Троицына и фигура Миши Котикова пробыли под дождем недолго, их заметил стоящий в парадной напротив член коллегии правозаступников, выучивший некогда Петискуса наизусть и до сих пор писавший мифологические стихи. Он поправил воротничок и галстух, взял палку под мышку и перебежал в парадную, где укрывались настоящие поэты. Подобострастно он подошел к ним.

— Ах, — сказал он, — как мы давно не встречались! Я занят совершенно никчемными делами. Сегодня я защищал своего управдома. Почитаемте стихи, пока идет дождь.

123

Все трое, поднявшись на плошадку, стали, поочередно, читать стихи.

Троицын подвывал восторженно.

Михаил Петрович читал голосом Александра Петровича.

Правозаступник — с ораторскими жестами.

Дождь перестал. Проглянуло солнце. Поэты отправились в ближайшую пивную. Там завязалась жаркая беседа.

— Вы ведь читали, если не ошибаюсь, свои старые стихи? — заметил член коллегии правозаступников Троицыну.

— Я моих новых стихов никому нс читаю, — обиделся Троицын. — Не поймет моих новых стихов современность. Я теперь сам для себя пишу стихи. Одни стихи для себя и для потомков, настоящие, романтические стихи, другие — для современников.

— Я вижу, — гордо заметил Миша Котиков, — что только я пишу новые стихи и читаю их всем, кому угодно.

Он с удовлетворением посмотрел на лысеющие головы своих приятелей. Затем он сказал, что спешит, извинился, уплатил за пиво и вышел.

Троицын взял правозаступника под руку, они сели в трамвай, решив продолжать свою беседу в более романтической обстановке.

На Островах уже цвели подснежники и мать-мачеха.

— Да, — говорил Троицын, идя по дорожке, вдоль моря. — В ваших стихах есть неровность, свойственная молодости.

— Позвольте, — перебил юрист, — я совсем не молодой, мы с вами вместе начали литературную карьеру.

— Я не в том смысле, — поправился Троицын. — Я хотел сказать, что у вас малая техника.

— И с этим я не согласен, — возразил юрист. Но тут Троицын увидел барышень, сидящих на зеленой скамейке. Барышни подталкивали друг друга плечами и пересмеивались.

— Славные девочки, — остановился юрист.

— Я сам думаю о том же, — склонился Троицын. Они подсели с разных сторон. Юрист снял черную перчатку и обмахнул сапог. Троицын спросил:

— А как вы относитесь к театру Мейерхольда?

Все ближе и ближе подвигались лысеющие молодые люди к барышням. Девушки заливались смехом.

Троицын, как бы случайно, поцеловал плечо своей соседки.

Юрист, как бы невзначай, подставил свой сапог под туфельки барышни.

Уже, болтая ногами и приготовляя анекдот, шел правозаступник, уже, изогнувшись, шел Троицын, уходили попарно по траве моло-

124

лые люди. На стрелке появился Тептелкин с Марьей Петровной, они шли медленно и важно.

Тептелкин сел на скамейку. Марья Петровна подошла к морю, стала петь арию из оперы «Руслан и Людмила».

Тептелкин сидел в задумчивости и считал воробьев.

— Марья Петровна, — обратился он к ней, когда она кончила петь, — где у нас бутерброды?


Конст. Вагинов. Козлиная песнь. Глава XXXII. Миша Котиков // Конст. Вагинов. Полное собрание сочинений в прозе. СПб: Гуманитарное агентство «Академический проект», 1999. C. 13—146. 13—146.
© Электронная публикация — РВБ, 2018–2024. Версия 4.0 от 25 октября 2023 г.