Глава XIII
Кражи
— Вот Солнце — богиня, основательница Японии, мать первого императора. Ее обидел младший брат, бросил шкурку нечистого животного в ее спальную!
Пуншевич закурил и продолжал:
— Богиня в это время ткала. Она рассердилась и скрылась за скалой. Наступила вечная ночь. Боги —ее вассалы — собрались и принялись думать, как поступить, чтобы вызвать ее из-за скалы, чтобы снова появилось Солнце. Устроили пир перед скалой. Долго пели они там и танцевали. Среди них была молодая красавица — богиня. Она принялась танцевать так смешно, что даже обнажилась, появились груди. Боги рассмеялись. Богиня-Солнце не выдержала, ей захотелось узнать, что рассмешило так богов. Она слегка раздвинула скалы. Тогда самые сильные боги бросились и совсем раздвинули скалы и ее заставили выйти. И опять на свете появилось Солнце. Она была последней представительницей патриархального быта, она была последней царствовавшей богиней!
Пуншевич бросил папироску.
— Что, — спросил он у Жулонбина, — неплохо?
— Очень даже плохо, — мрачно ответил Жулонбин. — Если мы каждому предмету будем посвящать столько времени и от каждого предмета уноситься куда-то вдаль...
— Позвольте, — возразил Пуншевич, — я погружаюсь в предмет, а не отвлекаюсь от него.
— Нет уж, позвольте, — резко перебил Жулонбин, — что есть этот предмет? Спичечный коробок. Так давайте рассмотримте его как спичечный коробок. А вы что делаете? Вы уноситесь в мифологию. Что общего, скажите, между спичечным коробком и тем, что вы мне порассказали? Мы должны классифицировать предметы, изучать предметы, так сказать, имманентно. Какое нам дело до всех этих картинок? Ведь вы не дети, которых привлекает пестрота красок и образов. Вот что, дайте мне вашу коллекцию на один вечер.
— Позвольте, — ответил Пуншевич, — вы и так поступаете не совсем корректно. Мы все вносим в общую сокровищницу, а вы даже не внесли и самого пустяшного предмета. Вы все обещаете «завтра, завтра принесу» и никогда и ничего не приносите.
Руки у Жулонбина дрожали.
— Дайте хоть на одну ночь эту коллекцию, — сменил он резкий тон на умоляющий. От волнения он встал. Его лицо носило следы великой горести.
«Не вернет, — подумал Пуншевич, — никак нельзя ему дать. Он жуткий человек, для которого самый процесс накопления является наслаждением. Так для игрока в карты сперва карты являются лишь средством. Так игрока сперва волнуют доступные в будущем картины и жизнь представляется удивительной. А затем остается только «выиграю или проиграю». Так и писатель, должно быть, сперва пишет, чтобы раскрыть особый мир. Но нет, писатель, пожалуй, сюда не относится».
Умоляя, Жулонбин стоял и горестно перелистывал тетрадку.
— Если вы мне дадите на одну ночь, — сказал Жулонбин, сжимая тетрадку, видно было, что его руки сами хотят спрятать ее в карман, — то тогда завтра я принесу...
Но тут Жулонбин запнулся. Нет, ни за что он не расстанется с брючными пуговицами, с поломанными жучками, с огрызками карандашей, с этикетками от баклажанов, визитными карточками. Жулонбин чувствовал, что он ничего, решительно ничего не принесет завтра, и знал, что если эта тетрадка попадет в его комнату, то уж больше никто ее не увидит, что, несмотря ни на какие обидные слова, ее у него не выманить.
— Хотя вы и относитесь к вещам совершенно иначе, совсем не так, как мы, но все же я рискну и дам вам на одну ночь эту тетрадь. Но только чтоб к двенадцати часам она была у меня.
— Спасибо, — сказал Жулонбин радостно, — я честный человек!
Ссутулившись, стараясь не смотреть по сторонам, вернулся Жу-лонбин в свою комнату и лег в постель.
Вбежала Ираида, укрыла его плечи одеялом.
— Отстань, не мешай, я не люблю!
Ираида захлопала в ладоши и стала приставать:
— Расскажи, как ты любишь, расскажи, как ты любишь, нет, ты расскажи, как ты любишь!
— Не топай, иди к маме, — сказал Жулонбин.
— А я видела во сне волка, — воскликнула радостно Ираида, — Он меня обнимал, целовал.
— Постой! Сновидение! — вскричал Жулонбин. — Я совсем позабыл, что решил собирать сны.
И Жулонбин погрузился в мечты о новой огромной области накопления.
Во сне Жулонбин видел, что он борется с Локоновым и отнимает у него накопленные сновидения, что Локонов падает, что он, Жулонбин, бежит в темноте по крышам, унося имущество Локонова.
«А что, если украсть, — подумал Жулонбин. — Ведь никто не поверит, что можно украсть сновидения».