III
ИЗ «ДЕТСКИХ СКАЗОК» САЛТЫКОВА,
НЕ ПРЕДНАЗНАЧАВШИХСЯ ДЛЯ ПЕЧАТИ

Из переписки Салтыкова известно, что активность его творческого темперамента выражалась иногда в создании сатирических миниатюр, предназначавшихся не для печати, а для распространения в кругу ближайших друзей и знакомых писателя. К таким утаенным произведениям, в большинстве не дошедшим до нас, принадлежали, например, памфлет на тульского губернатора Шидловского, который послужил основой для главы «Органчик» в «Истории одного города», и Переписка Николая I с Поль де Коком, из которой в подлиннике сохранился лишь один фрагмент, посланный А. Н. Еракову при письме от 9/21 декабря 1875 г. (см. т. 18, письмо 449).

Некоторые из этих «фантастических рассказов на реальной подкладке» (А. М. Унковский), создававшихся без всякой оглядки на цензуру, имели ярко выраженную «раблезианскую» окраску. Однако за внешней грубостью и даже непристойностью иных из рассказов везде видна серьезная мысль большой щедринской сатиры. К таким рассказам принадлежит и «Архиерейский насморк», посланный А. М. Унковскому при письме от 5/17 июля 1880 г. из Эмса. Он исполнен политических обличений и по одной этой причине не мог появиться в печати при царизме.

Ядовитые издевательства над «царем Ароном», «главой церкви», возымевшим «желание прелюбодействовать» и не затруднившимся придать этому желанию «законную» форму, относились непосредственно к царю Александру II. Не выждав и двух месяцев со дня смерти императрицы Марии Александровны (ум. 22 мая 1880 г.), он вступил в морганатический брак со своей фавориткой, княжной Е. М. Долгорукой (вскоре она получила фамилию и титул светлейшей княгини Юрьевской).

По каноническим же законам православной церкви вступление в новый брак разрешалось лишь по прошествии года со дня смерти одного из супругов.

Таким образом, Александр II, обязанный в качестве главы не только государственной, но и церковной власти блюсти ее законы, явился нарушителем их, когда приказал Синоду венчать себя с Долгорукой раньше установленного срока. Браковенчание было совершено протопресвитером Баженовым 19 июля 1880 г. Но предстоящее событие, хотя и державшееся в

318

тайне, стало предметом внимания общественного мнения как в России, так и за границей. Салтыков узнал о предстоящем бракосочетании царя в Германии, в Эмсе. Отсюда, при письме, датированном 17 июля 1880 г., он и послал А. М. Унковскому свою очередную «детскую сказку».

В «Архиерейском насморке» Салтыков сатирически откликается еще на одно злободневное событие русской политической жизни тех дней — отставку гр. Д. А. Толстого с поста обер-прокурора Синода и вступление в эту должность Победоносцева (апрель 1880 г.). При этом Салтыков набрасывает ядовитые «характеристики» ряда иерархов, призванных по выбору нового обер-прокурора руководить деятельностью этого высшего органа управления православной церкви в России. Двух из них Салтыков знал лично по своей службе в провинции: с митрополитом Филофеем он встречался в Твери, с архиепископом Никандром — в Туле.

АРХИЕРЕЙСКИЙ НАСМОРК

Жил-был царь Арон и был глава церкви. Только спрашивает он однажды обер-прокурора Толстого: «Какие у архиереев привилегии?» Отвечал Толстой: «Две суть архиерейские привилегии: пить архиерейский настой и иметь архиерейский насморк». Рассердился царь. «Архиерейский настой я знаю, но отчего же мне, главе церкви, архиерейского насморка не предоставлено? Подавай в отставку». Подал Толстой в отставку; призывает царь нового обер-прокурора Победоносцева и говорит: «Чтобы завтра же был у меня архиерейский насморк!» Смутился Победоносцев, спешит в Синод, а там уж Святой дух обо всем архиереям пересказал. «Так и так, — говорит Победоносцев, — как хотите, а надо царю честь оказать!» — «Но будет ли благочестивейшему государю в честь, ежели нос у него погибнет?» — первый усумнился митрополит Макарий. «А я к тому присовокупляю, — сказал митрополит Исидор, — лучше пускай все сыны отечества без носов будут, нежели падет единый влас из носа царева без воли божией». — «Как же с этим быть?» — спрашивает Победоносцев.

Вспомнили тогда архиереи, как Яков Долгорукий царю Петру правду говорил, и сказали Филофею-митрополиту: «Иди к царю и возвести ему правду об архиерейском насморке». Предстал Филофей пред царя и пал на колени: «Смилуйся, православный царь, — вопил он, — отмени пагубное оное хотение!» Однако царь разгневался: «Удивляюсь я, старый пес, твоему злосчастию, — сказал он, — вы, жеребцы несытые, готовы весь мир заглотать, а меня, главу церкви, на бобах оставить». — «Но знаешь ли ты, благоверный государь, что означает сей вожделенный для тебя архиерейский насморк?» — вопрошал Филофей, не вставая с колен. «Образование я

319

получил недостаточное, — отвечал царь, — а потому знаю много вредного, а полезного ничего не знаю. Был у меня, впрочем, на днях Тертий Филиппов и сказывал, бывает простой архиерейский насморк и бывает с бобонами, но затем присовокупил: «Тайна сия велика есть», — шед, удавися!» Тогда увидел Филофей, что теперь самое время царю правду возвестить, пал ростом на землю и, облобызав шпору цареву, возопил: «Не разжигайся, самодержец, но выслушай: привилегия сия дарована архиереям царем Петром <— — —> Сколь сие изнурительно, ты можешь видеть на мне, богомольце твоем. Еще в младенчестве был я постигнут сим <— — —> родители же мои, видя в оном знамение грядущего архиерейства, не токмо не прекращали такового, но даже всеми мерами споспешествовали. Потом, состоя уже викарием приснопамятного митрополита Филарета, я <— — —> едва не потерял носа и только молитвами московских чудотворцев Петра, Алексия, Ионы и Филиппа таковой удержал. Так вот она привилегия эта какова».

Выслушал царь Филофеевы слова, видит, правду старый пес говорит. «Спасибо тебе, долгогривый, что мой нос от погибели остерег. А все-таки надо меня чем-нибудь за потерю привилегии вознаградить. Иди и возвести святителям: имею я желание прелюбодействовать». Невзвидел света от радости Филофей. Бежит в Синод, шею вытянул, гриву по ветру распустил, ржет, гогочет, ногами вскидывает. Попался бог по дороге — задавил. Долго ли, коротко ли, а наконец прибежал. «Так и так, — говорит, — силою твоею возвеселится царь. Повелите-ка, святые отцы, из архива скрижали Моисеевы вынести». Поняли святители, что дело на лад идет, послали за скрижалями. Видят, на второй скрижали начертано: не прелюбодействуй! «Хорошо сие для тех, — молвил Никандр Тульский, — кои насморк архиерейский имеют». — «Для тех же, — возразил протопресвитер Бажанов, — кои такового не имеют, совсем без надобности, ибо тем только подавай». Судили, рядили, наконец послали за гравером Пожалостиным. Спрашивают: «Можешь ли ты к сему присовокупить: Царь же да возвеселится?» — «Могу», — отвечал Пожалостин и, вынув резец, начертал. Тогда Синод постановил: копию с исправленных оных скрижалей отослать для сведения в правление райских селений, в святцах же на сей день отметить тако: разрешение вина и елея.

Автограф, ИРЛИ, р. III, оп. 1, ед. хр.
1868.

Впервые опубликовано: ЛН, т. 67,
стр. 405—406.

320

Приложения. III. Из «детских сказок» Салтыкова. // Салтыков-Щедрин М.Е. Собрание сочинений в 20 томах. М.: Художественная литература, 1977. Т. 19. Кн. 2. С. 318—320.
© Электронная публикация — РВБ, 2008—2024. Версия 2.0 от 30 марта 2017 г.