1. И.С. Тургенев
2. Полное собр. соч. в 30 тт.
3. Т. 11

ПРИЛОЖЕНИЯ

Приложение I

UN INCENDIE EN MER
(ПОЖАР НА МОРЕ)

(с. 293 и 299)

Впервые опубликовано (русский текст): Т, ПСС, 1883, т. 1, с. 212—213, в составе «Литературных и житейских воспоминаний» как последний, двенадцатый очерк.

Рассказ продиктован Тургеневым по-французски Полине Виардо. Записанный ею текст см. в издании: Tourguéneff I. Oeuvres dernières. Paris: J. Hetzel et C-ie, éditeurs, 1885, p. 281—296, с примечанием: «Texte original dicté en langue française par l’auteur en juin 1883, trois mois avant sa mort» ¹. Дата окончания диктовки — 5 (17) июня 1883 г. — помечена в первой публикации. Русский перевод французского текста выполнен А. Н. Луканиной в июле — августе 1883 г. и просмотрен, по ее словам, Тургеневым (см. ниже).

Рукописи обоих текстов — русского и французского — не сохранились.

Печатается по текстам «Oeuvres dernières» и Т, ПСС, 1883; в русский текст внесено исправление: «госпожа Т...» (с. 298, строка 26) вместо «госпожа I...» — по тексту «Oeuvres dernières» и документальным источникам (см. ниже, примеч. с. 529).

Создание очерка «Пожар на море» отделено от описанного в нем события сорока пятью годами. Тургенев выехал из Петербурга в Германию на пароходе «Николай I» 15 (27) мая 1838 г.; пожар случился в ночь с 18 (30) на 19 (31) мая (Сев пчела, 1838, № 117, 27 мая). Катастрофа произвела на Тургенева сильнейшее впечатление, и краткая запись о ней была занесена им впоследствии в «Мемориал», конспект важнейших событий его жизни, под 1838 годом: «В мае в 1-й раз за границу. Пожар „Николая“. Елеонора Тютчева. Путешествие по Германии (Б<арон> Розен. Порфирий. Демидов)» (см. наст. том, с. 198). Кроме того, у Тургенева были и особые причины, заставившие его в пору тяжелой болезни, за три месяца до смерти, реализовать замысел автобиографического очерка.

Вскоре после катастрофы с «Николаем I» в Петербурге и Москве распространились неблагоприятные для Тургенева слухи о его поведении во время пожара на пароходе. 17 (29) марта 1839 г. В. П. Тургенева писала сыну: «Никогда ты минуты не подумаешь, где ты! — Не посмотришь, что делается около тебя, чего требует пристойность. Например, почему могли заметить на пароходе одни твои ламантации... Слухи всюду доходят! — и мне уже многие говорили, к большому моему неудовольствию... Ce gros monsieur Tourguéneff qui se

Iamentoit tant, qui disoit mourir si jeune... ² Какая-то Толстая... Какая-то Голицына... И еще, и еще... Там дамы были, матери семейств. — Почему же о тебе рассказывают? Что ты gros monsieur — не твоя вина, но! — что ты трусил, когда другие в тогдашнем страхе могли заметить... Это оставило на тебе пятно, ежели не бесчестное, то ридикюльное. Согласись...» (Т сб (Пиксанов), с. 32—33). О пожаре на «Николае I» и поведении Тургенева рассказывает в своих воспоминаниях А. Я. Панаева: «Если не ошибаюсь, в 1842 году я познакомилась с Тургеневым <...> Тургенев занимал меня разговором о своей поездке за границу и однажды рассказал о пожаре на пароходе, на котором он ехал из Штеттина, причем, не потеряв присутствия духа, успокаивал плачущих женщин и ободрял их мужей, обезумевших от паники <...> Я уже слышала раньше об этой катастрофе <...> между прочим, знакомый рассказал мне, как один молоденький пассажир был наказан капитаном парохода за то, что он, когда спустили лодку, чтобы первых свезти с горевшего парохода женщин и детей, толкал их, желая сесть раньше всех в лодку и надоедал всем жалобами на капитана, что тот не дозволяет ему сесть в лодку, причем жалобно восклицал: „Mourir si jeune!“ На музыке я показала этому знакомому <...> Соллогуба и Тургенева. „Боже мой! — воскликнул мой гость, — да это тот самый молодой человек, который кричал на пароходе „Mourir si jeune“» ³. В передаче Панаевой версия обросла указанием на рассказ Тургенева о собственном благородстве и мужестве, а также отзывом очевидца о его попытке оттеснить других, чтобы спастись самому. Возможно, что в подобных рассказах проявлялась «поэтическая ложь», столь свойственная, по словам Анненкова, молодому Тургеневу, и его желание произвести «литературный эффект» (Анненков, с. 382). В какой-то мере оскорбительный характер сведений о Тургеневе должен быть отнесен и за счет личного нерасположения к нему мемуаристки. Например, в самой ранней, очень подробной записи устного рассказа Тургенева о пожаре на «Николае I», сохранившейся в дневнике Евдокии Васильевны Сухово-Кобылиной ⁴, не отражено ни малейшей попытки Тургенева к самовосхвалению; при этом дневниковая запись сделана Сухово-Кобылиной под свежим впечатлением от рассказа, 14 (26) июля 1838 г., и, отличаясь большой непосредственностью, не лишена критического отношения к Тургеневу.

Еще более компрометирующий характер носили разговоры о том, что Тургенев в минуту крайней опасности будто бы назвал себя единственным сыном своей матери. Анненков так пересказывает это со слов современников в мемуарном очерке «Молодость И. С. Тургенева. 1840—1856»: «За два года до его приезда из первого путешествия за границу (1840 год) с целью образования — о нем были уже слухи в Москве и Петербурге. Знали, что он находился при отъезде своем в 1838 году на том самом пароходе, который сгорел у мекленбургских берегов, что он вместе с другими искал спасения на лодках,

перевозивших пассажиров на малогостеприимную землю этой германской окраины. Рассказывали тогда, со слов свидетелей общего бедствия, что он потерял голову от страха, волновался через меру на пароходе, взывал к любимой матери и извещал товарищей несчастия, что он богатый сын вдовы, хотя их было двое у нее, и должен быть для нее сохранен. Слухам этим верили, так как он был крайне молод в то время (двадцати лет)» (Анненков, с. 380). Однако для Тургенева и это обвинение со временем, очевидно, потеряло свою остроту, так как в 1855 г. он даже «добродушно согласился», участвуя в фарсе «Школа гостеприимства», «произнести выразительную фразу, внесенную в его роль и сказанную будто бы им на пароходе во время пожара: „Спасите, спасите меня, я единственный сын у матери!“» ⁵.

Отношение Тургенева к реминисценциям прошлого изменилось, когда П. В. Долгоруков сделал эпизод из его жизни достоянием гласности, приведя его в своих воспоминаниях в доказательство отсутствия у Тургенева гражданского мужества ⁶. Отрывок из воспоминаний Долгорукова пересказал А. С. Суворин (Незнакомец) в фельетоне «Недельные очерки и картинки» (СПб Вед, 1868, № 183, 7 июля). В ответ на это Тургенев выступил с письмом к редактору, в котором опровергал «старую и вздорную сплетню», повторенную Долгоруковым: «Близость смерти могла смутить девятнадцатилетнего мальчика — и я не намерен уверять читателя, что я глядел на нее равнодушно, но означенных слов, сочиненных на другой же день одним остроумным князем (не Долгоруковым), я не произнес» (СПб Вед, 1868, № 186, 10 (22) июля). Известно, что на пароходе «Николай I» находился кн. П. А. Вяземский; в тексте «Пожара на море» он обозначен буквой W. В записных книжках Вяземского сохранились лишь краткие заметки о нескольких участниках катастрофы, но о Тургеневе нет ни слова. Во всяком случае, последующая история личных отношений Вяземского и Тургенева не противоречит тому, что именно он мог быть «остроумным князем», распространившим анекдот о Тургеневе ⁷.

Несмотря на сделанное Тургеневым опровержение в печати, эпизод из его молодости продолжал оставаться для него неприятным воспоминанием. В конце 1880 г. или в самом начале 1881 г., беседуя с В. Ф. Гинтовт-Дзевалтовским, незадолго до этого попавшим в кораблекрушение, Тургенев советовал ему начать писать: «Вот попробуйте. И для начала опишите ваше кораблекрушение. Не торопясь, шаг за шагом, припоминайте мысли, чувства, жесты, движения. Не старайтесь изложить красиво, следите за точностью, пока не забыто происшествие во всех мелочах и подробностях <...> Пишите! Сама судьба позаботилась о вас, давши в руки исключительный

материал. Да, наконец, это же интересно и другим. Я, например, отнесусь с крайним вниманием к подобной вещи, написанной самим претерпевшим на море. Со мною нечто подобное могло случиться когда-то давно, пожалуй, в ваши годы. Но у меня вышло несуразное и глупое, и я вспоминаю об этом с прискорбием...» (Революционеры-семидесятники, с. 312). Здесь важна прежде всего оценка Тургеневым своего поведения как «несуразного»; очевидно, что это относится не к литературной попытке описать происшествие, а к жизненному факту, — вряд ли о творческой неудаче Тургенев стал бы вспоминать «с прискорбием». Естественно, что у Тургенева оставалась потребность реабилитации, причем в жанре свободного рассказа ему было легче избежать прямых самооправданий и вместе с тем обрисовать общее смятение на пароходе и расположить к себе читателя трезвой оценкой былого малодушия и фатовства. Задача представляла не только личный, автобиографический, но и творческий интерес — изобразить поведение разных людей в минуту опасности, перед возможной гибелью; это органически связано с темами смерти и самоубийства в творчестве Тургенева последних лет.

В воспоминаниях А. П. Боткиной о приездах Тургенева к ее отцу сохранилась запись о его рассказе, относящаяся к 1878 году. Эта запись говорит о том, насколько событие сорокалетней давности сохраняло для Тургенева интерес художественного воспроизведения его во всех подробностях: «Вдруг старик оживился, — он что-то рассказывал. Голос его повышался, стал ясный, и я уже слышала весь его рассказ. Этот усталый, тяжелый человек стал жив и молод, голос его раскатывался, особенно когда он менял его, изображая разных лиц. Он рассказывал о пожаре на пароходе, на котором он ехал в Германию. Этот рассказ я прочитала много лет спустя в посмертном издании сочинений Тургенева» ⁸.

Э. М. де Вогюе в своей статье, предпосланной посмертному сборнику статей Тургенева, также подтверждает частые обращения писателя в устных беседах к этому эпизоду: «Его русские друзья много раз убеждали его написать об этом событии, о котором он охотно рассказывал; он всегда отказывался» (Oeuvres dernières, Paris, 1885, p. 78—79).

Намерение написать автобиографический очерк окончательно сложилось у Тургенева летом 1882 г. в связи с подготовкой нового собрания сочинений. 4 (16) июля он писал А. В. Топорову: «Вы можете сказать Глазунову, что сверх напечатанных еще статей я могу обещать еще две, которые в первый раз у него явятся, одна „Семейство Аксаковых и славянофилы“ (она давно уже лежит в моем портфеле), другая автобиографическая». Тогда же определился объем очерка: «Две прибавочные статьи: „Семейство Аксаковых“ и „Пожар“ составят около 3-х листов и будут помещены в 1-м томе — в „Житейских воспоминаниях“», — писал Тургенев Топорову 5 (17) августа 1882 г. ⁹

17 (29) сентября 1882 г. Тургенев писал Ж. А. Полонской: «Литературная жилка во мне зашевелилась — и я теперь принялся за

обделывание тех двух статей, которые я обещал новому глазуновскому изданию». Через два месяца после этого Тургенев сообщал Топорову: «... мое здоровье опять значительно ухудшилось — и я совсем не знаю, когда я буду в состоянии приняться за работу. К тому же мне следует прежде окончить обещанные две статьи для 1-го тома глазуновского издания» (письмо от 18 (30) ноября 1882 г.). Из-за резкого ухудшения здоровья Тургенева работа затянулась до лета 1883 г., когда, наконец, «Пожар на море» был продиктован им Полине Виардо по-французски; дата окончания этой работы проставлена в первой публикации: 5 (17) июня 1883 г. 8 (20) июня Тургенев сообщал Топорову: «...моя слабость еще такая безобразная, что ничего предпринять я не могу; впрочем, „Пожар на море“ я кое-как одолел».

Перевод рассказа на русский язык Тургенев поручил писательнице А. Н. Луканиной. 25 декабря 1882 г. (6 января 1883 г.) в письме к М. М. Стасюлевичу Тургенев отзывался с похвалой о способностях Луканиной как переводчика с французского на русский.

О переводе «Пожара на море» Луканина рассказывает в дневниковой записи от 1 октября н. ст. 1883 г., включенной ею в воспоминания «Мое знакомство с И. С. Тургеневым»: «Последний раз я видела Ивана Сергеевича в пятницу, десятого августа. Я нашла его не особенно слабым. В последнее время он несколько раз посылал за мною и, между прочим, поручил мне перевести на русский язык рассказ его „Пожар на море“. Окончив работу, я отвезла ее в Буживаль <...> Взяв у меня перевод „Пожара на море“, он сказал, что у него есть еще другой рассказ, который он тоже диктует по-французски г-же Виардо <...>. Относительно моего перевода он, просмотрев его, заметил, что там вкралось несколько галлицизмов, но в общем остался доволен <...>. Я сказала ему, как мне нравится „Пожар на море“ по картинности и простоте, а главное по правде описанных там ощущений. „Всё это так точно и было, — отвечал Иван Сергеевич, задумчиво улыбаясь и словно вглядываясь далеко, далеко в прошлое... Мне было тогда восемнадцать лет...“» (Сев Вестн, 1887, № 3, с. 87).

Перевод Луканиной, просмотренный и в целом одобренный Тургеневым, может, таким образом, считаться последним авторизованным текстом «Пожара на море». Отличия русского перевода от текста, записанного П. Виардо, незначительны. Во французском тексте заглавие сопровождено редакционным подстрочным примечанием (см. с. 523), даты в конце нет. Отличия в тексте:

Стр. 293.

²⁷ своих девятнадцати лет / de mes dix-huit ans <своих восемнадцати лет>

Стр. 294.

^6—7 «Пожар!» / «Le feu est au bâtiment! <«Корабль горит!»>

¹⁴ Два широких столба дыма пополам с огнем / Deux larges tourbillons de fumée <Два широких столба дыма>

Стр. 295.

¹⁶ невольный страх / un respect involontaire <невольное почтение>

²⁰ нежели мужчины / que la plupart des hommes <чем большинство мужчин>

³⁴ в девятнадцать лет / à dix-huit ans <в восемнадцать лет>

Стр. 296.

¹⁵ нашего спасителя / de notre ange sauveur <нашего ангела-спасителя>

Стр. 297.

⁹ в одну из первых лодок, опрокинувшихся потом по вине пассажиров / dans une des premières embarcations qui avaient sombré <в одну из первых лодок, которые затонули>

Стр. 298.

^32—33 вперед / en avant à la rencontre des naufragées <вперед навстречу женщинам, потерпевшим кораблекрушение>

Стр. 299.

⁶ своих товарищей по крушению / mes compagnons d’infortune <своих товарищей по несчастью>

Помимо перечисленного, следует отметить в переводе Луканиной те места, которые, будучи по смыслу однозначны французскому тексту, противоречат стилю и языку тургеневской прозы. Таковы галлицизмы, на которые, как известно из воспоминаний Луканиной, Тургенев обратил внимание при просмотре ее перевода. Луканииа переводит «énergiques» как «энергическими» (вместо: решительными — с. 295, строки 14—15); «risquer le saut» — «сделать рискованный прыжок» (вместо: отважиться на прыжок — с. 297, строка 18). Не всегда найдены удачные эквиваленты в русском тексте: «ne pouvait prendre mes paroles au sérieux» переводится как «не мог принять моих слов за серьезное» (вместо: не мог принять мои слова всерьез — с. 294, строки 20—21); «craqua dans toutes ses jointures» — «затрещала во всех швах» (вместо: затрещала по всем швам — с. 297, строки 33—34). Есть повторы, отсутствующие во французском тексте; так «fort heureusement» и «par bonheur» в соседних фразах Луканина переводит одинаково: «к счастью». Есть длинноты: французское «n’en déplaise à mon sexe» распространено в «что бы там ни подумала об этом мужская половина рода человеческого». В одном случае буквальный перевод французской синтаксической конструкции привел даже к некоторому нарушению смысла фразы: «Pâles et blanches, la nuit les avait surprises dans leurs lits...» (с. 295, строки 20—21). В русском переводе: «Бледных как смерть ночь застала их в постелях...» (получается, что женщины были бледны еще до вести о пожаре). Однако все эти замечания не отнимают у перевода Луканиной значения авторизованного и служат лишь предостережением против использования русского текста «Пожара на море» для характеристики языка и стиля Тургенева.

В 1886 г. Оскар Уайльд напечатал в «Macmillan’s Magazine» (vol. LIV, N 319, may, p. 39—44) свой перевод «Пожара на море», сделанный им по тексту, напечатанному в томе посмертных произведений писателя (Tourguéneff I. Oeuvres dernières. Paris: J. Hetzel et C-ie, 1885). Этот перевод сопровожден примечанием О. Уайльда, в котором сказано, что рассказ представляет собою воспоминание о реальном случае из жизни русского писателя и что он продиктован был Тургеневым на французском языке за три месяца до его смерти (см.: Mason Stuart. Bibliography of O. Wildes, s. a., p. 111).

Полный текст английского перевода «Пожара на море», осуществленного И. Берлиным (I. Berlin), под заглавием «An episode of the Life of Ivan Turgenev» был помещен в «The London Magazine» в 1957 г. (vol. 4, N 7, p. 15—24).

Стр. 299. Нас, пассажиров, было около двухсот восьмидесяти... — По официальным данным — 132 пассажира и 38 человек экипажа (Сев пчела, 1838, № 117, 27 мая).

Стр. 301. ...этот же капитан всем нам спас жизнь. — В официальных сообщениях отмечалось: «Капитан Шталь, не теряя присутствия духа, воспользовался действием машины, чтоб приблизиться к берегу, а огонь заливал только ручными трубами. Если б корабль остановили и силу паров употребили на заливание огня, то, при недостатке в ботах и при неизбежной в таком случае суматохе, все бывшие на пароходе погибли бы от огня или в воде» (Сев пчела, 1838, № 117).

...г. Д-ва, нашего бывшего русского посланника в Копенгагене... — Речь идет о Якове Андреевиче Дашкове (ум. в 1872 г.). В 1831 г. Дашков был определен первым секретарем при миссии в Копенгагене и, за отсутствием посланника, некоторое время исправлял должность поверенного в делах (Русский биографический словарь, т. 6, СПб, 1905).

Стр. 304. Пассажиров погибло мало, всего восемь... — В газетном сообщении сказано: «Между тем все спасены: недосчитались только пятерых человек, а именно г. Головкова, сахаровара Мейера (при заведении г. Берда в С.-Петербурге), находившегося при г. Маркелове служителя Кёлера и двух человек из экипажа» (Сев пчела, 1838, № 117).

...князь W... — П. А. Вяземский (см. выше, с. 525).

...г-жа Т... ~ связанная своими четырьмя дочками и их нянюшками... — В русском тексте здесь: г-жа I... Однако из французского текста, где спутница Тургенева обозначена буквой «Т...», и из прочих источников ясно, что речь идет о первой жене Ф. И. Тютчева. В известиях об отъезжающих за границу указано: «Камергера и первого секретаря при Сардинском дворе Тютчева супруга Елеонора Федоровна с малолетними дочерьми: Анною, Дарьею и Катериною — и при них баварская подданная Цвенгауэр, швейцарка Катерина Жарден и российский подданный Густав Арнольд...» (СПб Вед, 1838, № 90, 26 апреля; то же в номерах 92 и 94). См. также в очерке И. С. Аксакова «Биография Федора Ивановича Тютчева» (М., 1886, с. 25). В письмах В. П. Тургеневой к сыну, написанных в ближайшие после катастрофы месяцы, встречаются упоминания о Тютчевой как о знакомой Тургенева (Т сб (Пиксанов), с. 34).