[an error occurred while processing this directive]

«Она» — имеется в виду С. П. Ремизова-Довгелло.

С. 193. «Крестовые сестры» (1910) — повесть А. М. Ремизова. Об автобиографическом подтексте см. коммент. И. Ф. Даниловой в Т. 4 наст. изд. С. 481—498.

Наташа — дочь писателя Наталья, жившая в имении родителей С. П. Ремизовой-Довгелло с. Борзны Берестовецкого уезда Черниговской губернии.

...первая редакция «Крестовых сестер». А будет пять ~ Иванов-Разумник передаст в «Шиповник»... — Сохранилась только одна черновая редакция повести в архиве Иванова-Разумника в РО ИРЛИ. Подробнее см.: Обатнина Е. Р. Материалы А. М. Ремизова в Архиве Р. В. Иванова-Разумника // Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского Дома на 1997 год. СПб., 2001. С. 3—23. Первая публ. «Крестовых сестер» Литературно-художественный альманах издательства «Шиповник». Кн. 13. СПб., 1910. С. 159—297.

...повезут к Леониду Андрееву на Черную речку — С весны 1908 г. Л. Андреев — один из редакторов альманахов «Шиповник» — жил в собственном доме в деревне Ваммельсуу (рус. перевод Черная речка) на Карельском перешейке.

...через Андрея Белого предложить Метнеру в Мусагет книгу рассказов — Речь идет о публикации кн. Ремизова в изд-ве «Мусагет». Она была выпущена изд-вом «Прогресс» в виде, измененном относительно первоначального плана. См.: Ремизов А. Рассказы (СПб., 1910). См. также письмо Ремизова Андрею Белому от 24 мая / 6 нюня 1910 г.: «Вчера я получил от Вар<вары> Григ<орьевны> Митович письмо, в котором она извещает меня об отказе Мусагета. <...> Если я обратился к Мусагсту, то единственно памятуя Ваши слова после “Неуемного бубна”, что Мусагет мою книгу новую издаст обязательно. Все это очень грустно. <...> Сейчас я должен уехать из Петербурга, поместиться в санатории. Денег у меня нет. <...> Идти мне некуда. В “Аполлоне” меня под благовидным предлогом не принимают, да и жизни “Аполлону” написан уж срок. И я в воздухе между Аполлоном-Мусагетом, Речью и К° и твердынями русского просвещения — Вест<ником> Евр<опы>, Мир<ом> Б<ожьим>, Нов<ым> Врем<енем> и К°» (РГБ. Ф. 25. Кар. 22. Ед. хр. 5. Л. 28).

...неистовый ответ Андрея Белого Метнер отказал — См. письмо Андрея Белого Ремизову 1910 г.: «С большим прискорбием пишу Вам с

470

прискорбием, потому что мне так хотелось бы, чтобы Ваша книга вышла у нас, а между тем, несмотря на то, что я ее все время отстаивал, большинство лиц, причастных Редакции (Метнер, Рачинский, Петровский, Шпет и др.), указывали на то, что “Неуемный бубен” уже напечатан <...>, а у нас принцип печатать в редких случаях литературу, да и то лишь произведения, в первый раз появляющиеся в печати. <...> Мне было трудно с этим согласиться, и я все откладывал Вам ответ, думая, что мне удастся склонить к изданию» (РНБ. Ф. 634. Ед. хр. 57. Л. 22—24).

С. 193. Получил письмо от С. К. Маковского ~ предлагает прочесть «Неуемный бубен» в редакции — См. письмо С. К. Маковского Ремизову от 6 мая 1909 г.: «В субботу, 9-го мая, состоится первое собрание “Аполлона” в помещении редакции — Мойка, 24, кв. 6. Я надеюсь, что буду иметь удовольствие увидеть Вас в числе сотрудников на этом первом и последнем до осени, сборище “аполлоновцев”. Начало в 8 1/2 ч<асов> веч<ера>. Жму Вашу руку. Искренне Вам преданный Сергей Маковский» (РНБ. Ф. 634. Оп. 1. Ед. хр. 147. Л. 2).

С. 194. Исторический вечер весь синедрион... — Память о неудачном впечатлении, произведенном Ремизовым на членов редакции «Аполлона» после чтения «Неуемного бубна», и о последовавшем вслед за этим недопущении его произведений на страницы журнала на всю жизнь наложила отпечаток на восприятие писателем того направления в искусстве, которое пропагандировалось «Аполлоном», и на отношение к его главному редактору — С. К. Маковскому. См. характеристику членов редколлегии «Аполлона» и близких к нему авторов в черновой редакции кн. «Мышкина дудочка»: Евреннов «участвовал в чинном “Аполлоне”, куда с вихрами не пускали, редактор С. К. Маковский, “моль в перчатках” <курсив мой — А. Г.>, [как его окрестил] по слову К. А. Сомова, а душа журнала — Ин. Ф. Анненский, человек в застегнутом сюртуке и туго затянутом галстуке; Брюсов в “Весах” тоже всегда застегнут, но как-то неприлично, словно б вместо сорочки приставная манишка и без жилетки, Ф. Ф. Зелинский и Вяч. И. Иванов, члены редакции, внешне как будто не подходили, но когда заговорят друг с другом по-гречески, тут уж не до разбора — Афины! Секретарь Ев. А. Зноско-Боровский, правовед, стало быть, самые изысканные приемы и тонкое обхождение, это не “Журнал для всех” с редактором Вик. С. Миролюбовым — “Сенекой”, (в статье Ев. Гер. Лундберга восстановил Сенеку, зачеркнув Аристотеля, как учителя Александра Македонского) и секретарем лающим Андрусоном, с которого с природным и окурочным пеплом сыпалась всякая перхоть и потовые скребки, [как с И. Эренбурга (этот единственный по неряшливости в литературе, всех превзошедший в древней, новой и Новейшей и до и после)] а штаны на одной пуговице, да и та с мясом. Ближайшие к Аполлону Макс. А. Волошин из Парижа, восторженный антропософский маг, и чуть не сам Villier de l’Isle-Adan, Axel звучало у него, как Макс, М. А. Кузмин, автор “Александрийских песен” (в “Вене” однажды после театра Куприн, автор “Ямы”, спросил себе свиную котлету, а Кузмин — апельсин) на всю жизнь осталось памятно Куприну Кузмин, строившийся под Брюммеля — осенью и зимой из щегольства без калош и в осеннем пальто, несчастный! — подмалеванный, заикающийся, ископаемый “лев” (маленький “лев”) начала 50-х годов, описанный в “петербургском туристе” у А. В. Дружинина, стеснявшийся своей

471

“неблагозвучной” фамилии, он писал ее без “ь”, по старине, но все-таки по-французски с “de” звучавший как граф Чижов, <...> Н. С. Гумилев, строившийся под Анненского, и как-то выхаркивающий слова — “изысканный бродит журавль (жерав)” повторялось при его имени, и часто наезжавший из Митавы Johannes von Günter — а это был уж сам Стефан Георгэ. Но что мне странно, и это под сенью Анненского, [откуда] в статьях, в рассказах и в стихах [неизменно] такая высь и выспрь или просто [ничего не выражающие начертания, вроде загадочных письмен, вышедших из превратившейся в разваренную картошку пишущей машинки Веры Степановны или просто мертвое] “слякостанне” костей» (Собр. Резниковых). Ср. также характеристику Маковского в Первоначальной редакции раздела «Статуэтка»: «“Копытчик”, а тогда “Моль в перчатках” — С. К. Маковский» (Чижов. С. 44). Еще в 1910-е гг. Ремизов «отомстил» Маковскому, сделав его реальным прототипом образа Пылинина — главного отрицательного героя романа «Плачужная канава». Ср. его характеристику «Пылинин — <...> одна безответственность и голос бесстыдство <...> его решения, как и поступки, были всегда воздушны пообещать и не исполнить — ему ничего не стоило. <...> Лишенный всякого дара, по своему бездушью и бездумью — воздушности, как моль <здссь и далее курсив мой — А. Г.>, он, кажется, все мог. Пылинин был и литератором <...> писал он самым пригвожденным истасканным словом и на самые избитейшие темы. <...> Пылинин был и музыкантом. <...> Пылинин и пел и рисовал. <...> Появление Пылинина в обществе всех очаровывало. <...> Молиное существо его <...> рвалось к орлиным полетам. <...> Такие зарождаются чаровые, — такая моль в пламенном плаще» (Т. 4 наст. изд. С. 345). В годы эмиграции Маковский в игровом пространстве Ремизова имел прозвище «Оплешник» (= черт).

С. 194. Я превратился в Ивана Семеновича Стратилатова... — И. С. Стратилатов — главный герой повести Ремизова «Неуемный бубен» (др. название «Стратилатов»), которую автор читал на собрании редакции «Аполлона».

С. 195. ...снести к Пяти Углам — «Пять углов» — петербургское обиходное название перекрестка, образованного пересечением Загородного проспекта, Чернышева переулка, Троицкой и Разъезжей улиц. Недалеко от этого места находились отделение СПб. Городского ломбарда (Загородный пр., 1) и отделение СПб. Частного ломбарда (Загородный пр., 17). Ср. также отражение ситуации в повести «Крестовые сестры»: Маракулин «все, что собралось у него за пять петербургских лет, все пошло по ломбардам либо в Столичный либо в Городской на Владимирский» (Т. 4 наст. изд. С. 102—103).

...начиненный Ивановым-Разумником... — Роль Иванова-Разумника в издании «Крестовых сестер» преувеличена. Подробнее историю публикации повести см. в коммент. И. Ф. Даниловой (Т. 4 наст. изд. С. 482).

...повезут рукопись в Териоки к Л. Н. Андрееву — Неточность Ремизова. Дача Андреева находилась рядом с Териоки (ныне Зеленогорск). См. коммент. к с. 193.

...когда Г. И. Чулков собрался включить меня в свой сборник «Мистический анархизм», Л. Андреев с раздражением заметил: «Не

472

могу читать Ремизова, не раздражаясь» — Ср. воспроизведение дневниковой записи от 20 ноября 1906 г. в кн. «Кукха»: «Затевается журнал “Факелы”. Соединение декадентов с “Знанием”. Это все Г. И. Чулков мудрует. <...> Поладил ли, не знаю. Говорил, что с той и с другой стороны должны быть сделаны уступки. Я, кажется, в числе жертвы с декадентской» (Кукха. С. 32—33). См. в архиве писателя печатное объявление о выходе литературно-художественного и фнлософско-общественного издания «Факелы», где в числе сотрудников указан Ремизов (РНБ. Ф. 634. Оп. 1. Ед. хр. 238).

С. 195—196. Не знаю, какими словами Ариадна Владимировна убедила П. Б. Струве принять мой рассказ в «Русскую Мысль»... — Текст Ремизова основан на пересказе текста воспоминаний А. В. Тырковой-Вильямс: «Петр Бернгардович вдруг вскипал, размахивал руками, повышал голос, точно собирался броситься на меня. “Литература? Что теперь считается литературой? Вот вы дружите с Ремизовым. Скажите этому сумасшедшему, чтобы он со мной больше таких штук не выкидывал”. Я посмотрела на него с недоумением. “Этого синдетикона я ему никогда не прощу”. Смех Вильямса перешел в заразительный шумный хохот. Он спросил: “Петр Бернгардович, а зачем же вы про синдетикон напечатали?” — “Да кто же его знал. Брюсов (Валерий Брюсов — литературный редактор «Русской Мысли») из Москвы срочно требовал матерьял. Я заглянул в рукопись. Вижу плетет Ремизов, как всегда, что-то непонятное. Послал. А у Ремизова там какой-то сон идиотский. Заставил члена Государственной Думы вымазаться с головы до ног синдетиконом и кататься под кроватью, ведь это же издевательство над здравым смыслом”. С тех пор Струве много передумал, переоценил. Вероятно, и с чудной Ремизовской манерой примирился» (Борман Арк А. В. Тыркова-Вильямс по ее письмам и воспоминаниям сына. Лувэн-Вашингтон, 1964. С. 87). Речь шла о публикации цикла снов «Бедовая доля. Новые приключения» // Русская мысль. 1909. № 5. С. 9—23.

С. 196. «...“макароны в плевательнице” ест Максимилиан Волошин?»... — Речь идет о сне № 16 из цикла снов «Под покровом ночи», в котором говорится: «...А Длинный будто говорит мне — Вылезай скорей, я тебе макароны в плевательнице сварил, боюсь простынут, солененькие» (Всемирный вестник. 1908. № 3. С. 35). См. фактическую основу этого сна — письмо М. Волошина от <12/25 сентября 1908 г.> Ремизову о своей жизни в Париже: «Мы о Вас постоянно говорим и постоянно вспоминаем (мы = я со своим кузеном Яксом живу — Вы его у Вяч<еслава> Иван<ова> видели). Когда мы обед себе готовим, то это у нас называется “макароны в плевательнице (солененькие)”, а “petits beurres” известны под именем собачьих будок» (ГЛМ. Ф. 227. Оп. 1. Ед. хр. 14. Л. 1—1 об.).

...меня реабилитировал — В кн. «Встречи» фраза дополнена «...меня реабилитировал, как потом Лифарь — после восемнадцатилетнего мордоворота — с 1931 по 1949 — изданием “Пляшущего демона”» (С. 34).

Б. К. Зайцев — «Подстриженными глазами» ~ думал ли я попасть в ИМКУ... — Об истории публикации кн. «Подстриженными глазами» в издательстве «YMCA-PRESS» и роли Б. К. Зайцева см. в коммент. к публикации этой книги (Т. 8 наст. изд. С. 538—541).

...а другой Тараканомор взял мою лексику под микроскоп, ~ не имея навыка славистов, ~ сел в лужу «остей»... — Полемический ответ Ремизова

473

на рецензию Г. Адамовича «По поводу “подстриженных <так! — А. Г.> глаз”», в которой критик «обличал» ремизовский стиль: «Два слова о слоге “Подстриженных глаз”. Если бы Ремизов не указывал постоянно, и уже в течение многих лет, на то, что теперь все, решительно все, пишут языком испорченным, “книжным”, не совсем по-русски, а скорей по-немецки или по-итальянски, если бы он не возвеличивал на все лады речь до-пушкинскую, до-карамзинскую, до-петровскую, не было бы основания рассматривать его стиль в микроскоп. Замечания могли бы показаться придиркой. Но я с искренним недоумением спрашиваю: откуда взяты такие слова, как “бездонность”, “проницаемость”, “покинутость”, — из протопопа Аввакума или из модернистического, бальмонто-гиппиусовского арсенала, где попадались и “белоперистости”, и “мраморности”, и “закатности”? Эти слова на “ость” отдают чем-то очень книжным. <...> На мой слух Аввакум тут и не ночевал, — согласятся ли с этим другие? Согласится ли сам Ремизов? Ошибки ли это, срывы ли в общем широком вольном и бесспорно богатейшем потоке его речи, или он за такие словесные обороты принимает ответственность и готов их оправдать?» (НРС. 1951 30 дек.).

Л. Н. — Имеется в виду Л. Н. Андреев.

...с точками и запятыми — всей этой ненужной пестряди, необходимой дш тупоголовых... — Отражение принципиальной позиции Ремизова по вопросам соотнесения авторской пунктуации и орфографии с общепринятыми нормами; позиции, окончательно оформленной в начале 20-х гг. и до конца жизни последовательно проводимой в художественной практике писателя. Период работы Ремизова над «Петербургским буераком» соответствовал новому витку его «борьбы» за свою теорию «русского лада». См. его письма Н. Кодрянской 1954 г.: 1) от 12 февраля: «Когда вы затрудняетесь в знаках препинания, не смущайтесь. Помните, расстановка знаков может быть по смыслу — смысловой принцип, а есть еще ритмический, который уничтожает все правила смыслового. Я могу отделить запятой подлежащее от сказуемого» (Кодрянская. Письма. С. 348), 2) от 18/19 февраля: «Жду корректора из типографии от Резникова — придет обличать меня за мою “безграмотность” и я терпеливо буду слушать, а все будет так, как написано» (Там же. С. 350).

«...мысль изреченная есть ложь...» — цитата из стих. Ф. И. Тютчева «Silentium» (1830).

С. 197. ...приходил к нему прямо из Охранного отделения... — О первой встрече Ремизова и Л. Андреева см. раздел «Анафема» в кн. «Иверень» (Т. 8 наст. изд. С. 463—468) и коммент. О. П. Раевской-Хьюз (Там же. С. 658—659).

Человек человеку бревно — Идиоматическое выражение из повести «Крестовые сестры». О его генезисе и семантике в онтологии Ремизова см. коммент. к публикации повести (Т. 4 наст. изд. С. 486).


Грачева А.М. Комментарии: Ремизов. Том 10. Петербургский буерак // Ремизов А.М. Собрание сочинений. М.: Русская книга, 2000—2003. Т. 10. С. 470—474.
© Электронная публикация — РВБ, 2017—2024. Версия 2.β (в работе)