Под чудотворным нежным звоном
Игральных слов стою опять
Полудремотное существованье
Вот, что осталось от меня.
Так сумасшедший собирает
Осколки, камешки, сучки,
Переменясь, располагает
И слушает остатки чувств.
И каждый камешек напоминает
Ему, то тихий говор хат
То громкие палаты дожей,
Быть может, первую любовь
Средь петербургских улиц шумных
Когда вдруг вымирал проспект
И он с подругой многогульной
Который раз свой совершал пробег
Обеспокоен смутным страхом
Рассветом детством и луной.
Но снова ночь благоухает
Янтарным дымом полон Крым
Фонтаны бьют и музыка пылает
И нереиды легкие резвятся перед ним.

I stand again under the gentle,
Miraculous chime of playing-words.
This semi-somnolent semi-existence
Is all that now remains of me.
Thus, one whose mind has gone unhinged
Picks up twigs, splinters, pebbles, shards,
Metamorphosing and arranging,
Heeding to the remains of sense.
And every little shard or twig reminds him —
Now of the murmur of the huts,
Now of the Doges' loud palazzos,
Perhaps, of his first pangs of love
Amid St. Petersburg's commotion,
When suddenly the street would die
Where, with his vagrant-hearted lover
He strolled, as he did many times before,
Troubled by an amorphous fear,
By sunrise, childhood and the moon.
But once again the night is fragrant,
Crimea fills with amber haze,
And fountains spurt, and fiery music blazes,
And weightless Nereids frolic before his eyes.