Михаил Файнерман

Ну, в общем, значит, все животные вышли из воды
и дети тоже
вот их и тянет в воду
они видят в ней, они в ней плывут
знаете —
есть люди
которые умеют плавать в воде:
мне всякий год рассказывают, о том
как мальчик утонул или девочка:
сестричка была на два года старше, вот его лучом ударило
                                   солнышко не пожалело
он лежит в воде, его не видно
и сестричка не видит: не пей, Иванушка, из серебряного копытца
откачали... две минуты под водой был
это что, я читал как фермера в америке утащил крокодил
на дно
и зарыл там (надо вам знать, крокодилы любят
чтобы чуть подгнило)
ну, а он был техасский парень, сам себя отрыл и выплыл
только рука болталась, так и не пришил
а другой задумал упрячь крокодила в тележку
и взялся за дело с пирсовым прагматизмом
(я учился на пирсовских ясных идеях) в кармане
короче, у крокодилов очень сильный хвост, и тот разбивал повозку за повозкой
и как парень уцелел, бог знает
настал-таки день, что улыбчивый друг поехал в дальний конец
фермы с длиннозубым другом
         под дугой: вот так
природа не может не покориться человеку
(это я тебе, Ира, знаешь)
а я в марте ещё прятал пачку то Краснопресненских, то Дуката в дальний конец своей
фермы, думал вот ночью захочется покурить, я и встану

а забирал всегда днём: Ира
я с самого марта вижу рассветы
каждый день
и они мне
остопиздели
даю слово
вот есть люди, думают вот как бы встать пораньше, увидеть
рассвет, как птицы поют
а я вижу их каждый день, и сил больше нет, видеть так
впрочем
после шести лет бессонницы, трёх — неврозов
осенне-летней депрессии
из которой меня вытащил — я думаю — господь бог
после всего
что мне четыре месяца
рассветов
бабьё менялось никто не давал
и я не просил
особо так
всё же, буддист, своя гордость
как у Фуллера a girl has her own pride
ну и вот... а спать не спишь, даже бегая
почти целый день, и до-ин с петлёй на пальце и полушария
набекрень:
гоняешь сквозь хари-кришну то справа, то слева, бежишь
босиком, девки на дорожке говорят каратист, а я в жизни никого не ударил
и не хотел
да, такие дела, я не для того болтаю языком (Воннегут)
чтобы когда будет что сказать, он был
на месте
а для того (Сэлинджер)
чтобы было не скучно
чтоб был кайф, за что меня и любили
а за что не любили, так что любил учить
а как не учить, когда кругом дураки и дуры
одни не дают, другие не слушают
короче, рассветы, утки прилетели ранней весной
я вру, я не видел, как спаривались, я вообще не люблю
смотреть и читать про такие вещи
я не люблю Миллера (Генри, конечно)
я не люблю Хемингуэя (просто не люблю, я уже говорил, Сэлинджер говорил):
журналист пристреливал револьвер в кур
после высадки, в Европе — смотри for Esmé
chain smoking
нет, chain я был год назад, по дороге с Самары
когда Ленка сидела в Оренбурге, а я спал ещё меньше, и думал
депрессий больше не будет, а меня ждал
самый кайф
по утрам у окошка (я как раз переселился с пятого
этажа на двенадцатый, чтоб не стучали выше)
вот тут на двенадцатом можно было
завершить дело
начатое Володарскими:
свои же евреи
а чуть не убили, хотели
чтоб дети играли на полу, и дети выросли на славу
крепыши
а если б я прыгнул — ну, молодой дуб растёт, старый гибнет
что тут такого: Эмма, ну хоть до семи утра подержите их
в постелях
Миша, я-не-мо-гу, я не привяжу их
к кроватям
Илюша, иди сюда, дядя Миша на тебя сердится, а правда
в нашем доме нет звукоизоляционных панелей — когда дом строили
не было их, а хотели скорее въехать
    — здесь автор выбрасывает важное для него
      но неинтересное для читателя место
и всё из-за баб, которые не дают
когда просишь по-человечески
вот если с обманом, да, они охотно
как надо, а по-человечески не хотят, буддист не буддист, а
    — короче... что у нас
что у нас с тобою, Ира
есть?
ничего
ни — че — го, как написал бы Харитонов
ладно, вернёмся заново that is the way things go

так говорил общинник, когда Гарднер спрашивал
неужели вам не жалко девушки
что повесилась
that is the way things go
а я ещё Л. говорю: неужели тебе не жалко мышь
как её кошка душит
а она говорит: почему, даже красиво, как она прыгает
а то закатает мышь в ковёр —
молчи, блядь, убью ведь, и любой
суд
меня оправдает
потому что не могут не найтись
там
честные мужчины
в детстве жалели мышей — вот она, бабская суть
нет, хватит об этом — но вот, допустим, Сага о Ньяле...

Дети смотрят в воду...
те, что посозерцательнее, смотрят в неё
(я был такой)
те, что поактивнее, лезут в неё и плывут
там корабли (я был таким) все земноводные
что они там видят? опять крокодил, Ира, как мы кончим
или тебя в повозку, без руля, к свету, сквозь
туннель, голоса родственников, жизнь после смерти
где вода, там жизнь, то есть, что она такое, как не жизнь в воде
так почему же ты? ну, люби его, я что, мешаю
отлюбишь приходи, или это всё связано?
Л. говорила: тут ведь этика! да, как мышь убивать
так кошка красивая сильная, а как дать мужику, чтобы спал
спокойно
так сразу этика: пиздёж это всё, а я всегда
не любил, хоть сам порой себе позволяю — ну, не то что
попиздить, а так, потешить, под сосной

Жить без пищи можно сутки,
Можно больше, но порой
На войне одной минутки
Не прожить без прибаутки,
Шутки самой немудрой.

Не прожить, как без махорки,
От бомбежки до другой...

                        (Твардовский)

Они видят ракушки и небо, плывут к себе
я был всяким — кто бил меня в детстве, знает
я был всяким, они тонут
и не боятся воды: так и мы с тобой, Ира
не боимся событий
потому что из них  и из них сплетены мы
ими сотканы так, что рука Господня
да что там Его
рука — палец красивейшей из его служанок
не сумел бы, этот тончайший палец
расплести нашу нить: войди в пределы мои
дай мне войти в тебя
вот и всё
ничего более
бабушка говорила: вот и всё, боле ничего.